– Светлые волосы, серая толстовка…
– Да брось…
Лицо Хоука, сморщенное, как рифлёный картофельный чипс, резко разгладилось.
– …с капюшоном размера на два больше, чем надо, синие джинсы
– Не-ет, Мерри, скажи, что ты шутишь, – простонал Дастин, крутя головой как заведённая игрушка.
– …и белые гетры.
– Ник, откуда?.. – Чуть ли не взвыл он.
Я достал из кармана свой смятый театральный билет на позавчерашний спектакль и, протянув его моему другу, со вздохом начал объяснять:
– Великая вещь – искусство…
15
«Великая вещь – искусство»! Вот чего никогда не скажут те, кто, будучи абсолютно равнодушными к театру, вынужден отсиживать четырёхчасовую оперу после утомительного трудодня. Я уже почти заснул, когда мне под рёбра прилетело локтем.
– Ник!
– М?
Я нехотя открыл глаза и сонно посмотрел на сцену. Сменились актёры, декорации, музыка, состав зрительного зала (исчезли счастливчики, которые так и не смогли осилить эту пытку прекрасным). Надо же, а мне казалось, что я просто медленно моргнул! Я повернул голову и встретился с очень недовольным взглядом.
– Прости, детка, – пробормотал я, стараясь перешептать оглушительное сопрано. – Я говорил, что это плохая идея.
– Ты мог хотя бы притвориться, что тебе интересно, – прошептала, точнее, прошипела Хитер в ответ. – В кои-то веки мы выбрались куда-то вдвоём!
– Неправда, – сонно прошептал я. – С утра мы выбирались на работу.
Снова этот взгляд. Нет, ну, а чего она хочет? События на сцене я перестал воспринимать уже после первых тридцати минут, а дальше просто испытывал на прочность свои нервы и тренировал ту часть мозга, что отвечает за терпение. Пожалуй, для меня это был единственный плюс театра.
– Слушай, я пойду, выйду, подышу воздухом.
– Ник, ты спятил?! Сейчас?! Во время спектакля?! – прошипела она.
Да, знаю: в элитных кругах это зовётся бескультурьем и порицается обществом, но у меня так кружилась голова, что казалось, глаза сейчас закроются, и уже не по моей воле.
– У нас свободен почти целый ряд, – отозвался я вставая. – Хитер, мне правда нехорошо.
Она шумно выдохнула и поджала губы, но спорить не стала.
На улице пахло озоном и чем-то сладковатым. Приятный запах. Не то, что в зале. Я глубоко вдохнул. Хотел бы я, чтобы было темно, но в Уэйстбридже это так же реально, как снег в тропиках. Кругом реклама, подсветка практически на каждом здании и вывески, вывески, вывески… Что ж, в кои-то веки человечество могло себе позволить транжирить электроэнергию, сколько ему вздумается. Но главное световое шоу было над головой. Я машинально посмотрел наверх, когда по Куполу пронеслась очередная фиолетово-алая