В электричке он устроился у окна и стал смотреть вниз, на широкий, обсаженный деревьями проспект, образующий почти прямой угол с полотном железной дороги.
Проспект пролегал с востока на запад, между станцией Юракутё и Токийским вокзалом. Солнце садилось, и асфальт сверкал ослепительно, как полоса полированного металла. Деревья Кикудзи видел против солнца, и их зелень казалась глубокой и темной, а тень прохладной. Одетые густой листвой, деревья широко раскинули свои ветви. По обеим сторонам проспекта стояли здания европейского типа – каменные, прочные.
Вокруг все словно вымерло – ни машин, ни пешеходов. Тишина, безлюдье. Странно голая лента асфальта и где-то вдали, на горизонте, ров и стены императорского дворца.
Битком набитый вагон электрички был ужасающе реальным и не имел никакого отношения к этому вечеру, лишь один проспект плыл в чудесном внеземном вечернем времени.
И Кикудзи вдруг представилась Юкико. Вот она идет в глубине аллеи, а в ее руках нежно розовеет крепдешиновое фуросики с тысячекрылым журавлем. Пожалуй, особенно отчетливо он видел даже не девушку, а именно фуросики и тысячекрылого журавля.
На Кикудзи повеяло свежестью.
И когда он подумал, что девушка сейчас, может быть, ждет в его доме, у него сладко забилось сердце.
Но почему Тикако сначала хотела, чтобы он привел своих сослуживцев, и лишь потом, когда Кикудзи отказался, предложила пригласить Юкико? Кикудзи ничего не понимал.
Когда он пришел домой, Тикако выскочила в переднюю его встречать.
– Вы один?
Кикудзи кивнул.
– Вот и хорошо, что один! Вас уже ждут. – Она подошла и взяла у него портфель и шляпу. – А по дороге вы куда-то заходили…
Должно быть, подумал он, по лицу видно, что выпил.
– Где же вы были? – продолжала Тикако. – Я ведь еще раз звонила вам на работу. Мне сказали, что вы ушли. Я засекла время, подсчитала, сколько вам потребуется на дорогу.
– Вы меня просто поражаете!
Время она засекла, а вот извиниться, что без его ведома хозяйничает у него в доме, даже и не подумала.
Тикако пошла следом за ним, в его комнату, намереваясь помочь ему переодеться. Она потянулась было к кимоно, приготовленному служанкой.
– Оставьте! – довольно резко сказал Кикудзи. – Не беспокойтесь, кимоно я надену сам. А то неудобно оставлять гостью одну.
Он снял пиджак и, словно убегая от Тикако, направился переодеваться в чулан. Вышел он оттуда уже в кимоно.
Тикако с места не сдвинулась, так и сидела в его комнате.
– Ах, одинокие мужчины!.. Уж какие вы молодцы!
Он буркнул что-то неопределенное.
– И не надоела вам холостяцкая жизнь? Скучно ведь, неуютно! Пора уж кончать…
– Почему неуютно? Я приспособился, да и у отца кое-чему научился.
Глаза Тикако на секунду впились в Кикудзи, потом она отвела взгляд.
На Тикако был кухонный халат, некогда принадлежавший матери Кикудзи.