– Что «пятьдесят три»? – хмурится врач, снова что-то записывая.
– Обдумываю пятьдесят три варианта смертей каждого из вас.
– Ну, разве она не чудо? – смешок из угла выводит из себя в считанные секунды.
Эсфирь дёргает руками, чувствуя, как цепь оставляет резкую боль в запястьях.
– Доктор Тейт! – женщине в халате возмущённо хватает воздух ртом.
«Доктор Тейт…», – уголок губы Эсфирь тянется вверх, но она резко подавляет в себе реакцию, превращая лицо в ничего не выражающее полотно.
– Эсфирь, – врач-старикашка прочищает горло. – Ваше положение сейчас крайне нестабильно, и я не советую бросаться резкими словами и… собой.
– Я не потерплю запугивания моей пациентки.
Уловив движение, Эсфирь поднимает глаза на черноволосого доктора, медленно сокращающего расстояние до стола.
Чёрный. Изляпаный алой кровью. Она сильно жмурится, чтобы назойливая картинка трупа испарилась из-под век.
– Она ещё не Ваша пациентка, – ухмыляется медбрат, повернув на него голову.
– Верно, но будет таковой, после того, как мистер Штайнер подпишет нужный для меня документ, – мужчина пододвигает свободный стул, усаживаясь практически рядом с ней.
Эсфирь переводит взгляд на наручники. Странно, но больше не создаётся впечатление горящей кожи на запястьях. Пришедший врач подействовал как анестезия – одним присутствием забрал тревогу, злость и все ощущения.
– Вы слишком самоуверенны, мистер Тейт, – фыркает женщина.
– Не замечал за собой такого, – беспечно пожимает плечами врач. – В любом случае, я взял на себя ответственность (услышьте, как «расходы») за проведение нейрофизиологической тест-системы1. И-з заключения мы и узнаем: отсутствие памяти, тревожность, агрессия и галлюцинации моей пациентки являются актёрством или же действительно нашим случаем. Заметьте, я перечислил лишь верхушку от айсберга.
Эсфирь не успевает осознать, почему взгляды вдруг устремились на неё. Вышеупомянутые галлюцинации берут верх. Кажется, стены дрожат. Она резко дёргает руками, но металл оставляет на запястьях ожог. Вокруг всё рушится. Оглушительный грохот, и потолок осыпается на хрупкие плечи. Дыхание становится рваным. Почти булькающим. Яркий крик полощет по ушам, но она не может понять кто кричит. Одно единственное слово простреливает сердце и застревает в гортани: «Нет!».
Нет. Нет. Нет!
Хочется обхватить голову ладонями и раздавить к чёртовой матери, как грецкий орех. Чтобы по скорлупе поползли трещины, а потом и вовсе всё разлетелось крошками. Наручники