Гидеон оборачивается в пол-оборота, находя её в опасной близости от себя.
– Ты сильная. Я надеюсь, они тебя не смогут сломать.
– Тяжело сломать того, кто не помнит: возможно ли это.
– Ставлю, что невозможно, – Гидеон протягивает ей ладонь для спора.
И с удивлением понимает, она вкладывает свою ладошку в его.
– Как знать, – она чувствует, как большим пальцем он поглаживает кожу. – Меня в любой момент может перекрыть.
– В этом мы похожи, – туманно отвечает Гидеон, не в силах оторвать взгляда от девушки.
– По крайней мере, в Вашей голове не живёт табор голосов, – неловко ухмыляется девушка, заворожённо глядя в синие радужки.
Два камня. Она клянётся, что они похожи на два неземных драгоценных камня, да только… вспомнить бы название.
– По правде, с недавнего времени в моей голове поселился кое-кто. Это очень мешает жизни…
Гидеон не понимает, что именно он делает, но руки сами собой укладываются под скулы девушки, крепко притягивая к себе. Едва различимая секунда, и он касается сухих губ. И, дьявол, она отвечает ему! Отвечает! Несмело укладывает руки на торс, будто делала так всю свою жизнь и углубляет поцелуй.
Чёртов пожар разгорается в грудной клетке, опалив нервные окончания. И в этом поцелуе всё: отчаяние, страсть, ненависть, страх, нездоровое сумасшествие, но, что самое главное – ощущение правильного решения. Будто это вообще самое правильное решение за всю его жизнь: сидеть в психиатрической клинике и страстно целовать собственную безнадёжную пациентку в губы. Будто вся жизнь до этого момента оказалась чем-то искусственным, несуществующим вовсе.
Он аккуратно скользнул ладонями по её шее, плечам, крепко обхватив за талию. Такая тонкая, будто можно одной рукой переломить! Её сбитое дыхание обожгло ухо, когда он позволил сделать ей небольшой вдох, перед тем, как снова обхватить губы.
И вместо того, чтобы оттолкнуть его, послать в адское пекло, она лишь прижалась к нему. Он всё равно уйдет, оставит её умирать, так почему нельзя сделать это с песней и ощущением жара его губ на своих? И какое же это правильное решение! Признаться, Эсфирь не знала, был ли у неё вообще когда-либо парень, любила ли она кого-нибудь так сильно, что от одной мысли сердце вылетало из груди – но несмотря на полную потерю памяти – ей казалось, нет, не любила. Ровно до этого самого момента в руках лечащего врача, отказавшегося от неё. Она, ведь, даже причину не уточнила, вот идиотка! А, с другой стороны, для чего?
Девушка глупо моргает, понимая, что тепло и страсть куда-то резко исчезли, испарились. Неужели, она так громко думала?
– Эсфирь, я… Я…
Гидеон стоит напротив неё со смятым в руках халатом, словно мальчишка, которого поймали за тем, как он разбивал окна в клинике пожарным молоточком.
Она молча облизывает губы, всё ещё ощущая на них привкус никотина вперемешку с вишней. Фокусирует растерянный взгляд на сожалеющем лице. И её хватает только