– Тебя постигла сугубая скорбь и стенание от воспоминания о прошедшем…[17]
– Заканчивай немедля, – отрезал я, чувствуя, как загораются мои глаза.
Всё нутро мгновенно затряслось от неимоверной ярости, будто мне под кожу впивались гвозди, забиваемые молотком.
Однако Августин не собирался затыкаться, восклицая очередную чушь из лживого Писания:
– Ибо крепка, как смерть, любовь![18]
Сам напросился, религиозный фанатик!
Один щелчок пальцев – и я придавил его к стене церкви, слыша хруст дряхлых косточек, а в расширенных зрачках читалось лишь смирение и никому не нужное сожаление.
– Не для того я, сын Самаэля, снизошёл до тебя и «подарил» вечную жизнь, чтобы ты, чернь, читал мне нотации из своей горячо любимой книжонки! – прорычал я сквозь зубы, устремляя крылья вверх, и сдавил сильнее тонкое горло.
– Люцифер… гхк… я стремился искупить свою вину… Все эти века я смиренно нёс своё бремя, – тихо и сбивчиво прохрипел он, и если бы не договор, то уже давно инфаркт поразил бы его щупленькое сердце. – Прошу, забери меня с собою в Ад…
– Ты отдал мне свою душу, когда согласился охранять её вечный покой. Так исполняй! – произнёс, скинув его наземь из своих силков, и сложил обратно крылья, сплёвывая под ноги. – Я – твой Хозяин.
Глупые люди, особенно те, кто связал себя по рукам и ногам с религией. Прошло столько времени, а он всё надеется на… На снисхождение от самого Дьявола? Проповедник так и не понял, что его смысл существования отныне – это виться коршуном над своею «добычей» и никогда не заполучить её.
Развернувшись к нему спиной, последний раз окидывая взором сад, я хотел переместиться прочь, как вдруг услышал мерзкое шуршание поношенной рясы.
– От неё, как огонь, загорается любовь[19], Люцифер! – молвил он последнее из своих глупых наставлений, но мне уже было плевать.
Я щёлкнул пальцами, а в голове пронёсся законный ответ…
Она давно угасла.
Надев туфли на босу ногу, смахиваю лишнюю влагу с волос и выхожу из своих покоев в коридор, освещённый редкими синими факелами. Дойдя до широкой винтовой лестницы, по привычке обращаю взгляд в узкое окошко, где меня встречает скучный и унылый пейзаж – вид на Врата Гиенум с тёмным пятном из толпы грешников, ожидающих приговора. Спускаюсь вниз пролётом за пролёт, бездумно слушая дребезжащее эхо собственных шагов. Вся нешашерс спит: никто не бродит по лестницам и коридорам Сэгив, лишь отдалённо слышны завывания ветра за окнами.
Оказавшись у тронного зала, я чувствую, что помимо отца внутри есть кто-то ещё, но энергия слишком слабая, и мне сейчас не различить, кому она принадлежит. Толкаю двери руками, и передо мной открывается та же картина, что и несколько амас назад, – Едэлем сидит на своём пьедестале, подле зверь из Сар Меазохи, что он возжелал держать подле себя. Кроваво-красного цвета шерсть и грива, как у льва, и скорпионий