– Не знаю. У них не было поводов. Мы были счастливы.
– Вы или они? – Бросает он хлесткую жестокую фразу, после которой переходит на снисхождение. – Будем ждать результатов экспертизы, но очевидно, что произошло массовое самоубийство. Не могу предположить, что послужило причиной… Мы посоветовались с Аиваром Робертовичем, вам будет лучше остаться сегодня на ночь у ваших соседей, пока не закончится досмотр вашей квартиры. Мы с ними поговорили, они понимают в каком вы сейчас шатком состоянии и поэтому не против.
– Но я не буду совершенно мешать следствию. Можно я лучше буду у себя дома? – прошу я, представляя вечер в компании своих чокнутых соседей.
– Нет. Это исключено. Сегодня в вашей квартире будут правоохранительные органы. Завтра вы можете вернуться домой и, если пожелаете, отправиться на работу. Так бы вам могли предоставить пару выходных дней для морального восстановления.
Мне становится понятно, что дело совсем не в досмотре квартиры. Что хотели, сотрудники полиции уже выяснили. Просто они боятся еще одного самоубийства. Та перекладина на антрисоли осталась цела, ничто не мешает мне воспользоваться ею. Но мне сейчас абсолютно все равно буду я жить или умру.
– Подождите, пожалуйста, за дверью. Нам необходимо поговорить с Аиваром Робертовичем, – говорит мне начальник. Я встаю и ухожу в коридор. Мне хочется забыться, уснуть и проснуться в объятиях Тани. Чтобы с кухни доносился запах стряпни Насти, а на соседней кровати лежал и читал книжку улыбающийся Ваня. Я бы все отдал за еще один денек с ними. Сказать все то, что не успел. Но, боюсь, мне и и его было бы мало. Я закрываю глаза и утыкаюсь лицом в ладони. Вскоре являются с досадными выпадениями лица доктор и следователь.
– Мой помощник вас подбросит до дома, – заявляет полицейский, – до свидания, Алексей Петрович. Я очень сожалею, что все так вышло. Порой мы не подвластны судьбе и нет возможности что-то изменить.
Он пожимает мне и Аивару крепко руки и удаляется.
– Пойдем те, Алексей, – хлопает меня по плечу мой сторожила. Мы движемся следом за помощником в его машину.
Всю дорогу мы едем молча. Мне это необходимо. Любая болтовня выбивает меня из нервного равновесия и я в любую секунду могу сорваться. Глаза опухли от слез и больно режутся на свету. Не помню похожих ощущений. Наверное, последние слезы я оставил в детстве. Тогда я мог плакать по любому поводу, сколько мне захочется. Это всегда помогало добиваться того, что хочу. Сейчас сколько бы я слез не проронил – все бесполезно. Мы подъезжаем к моему дому. Во дворе припаркована одна служебная машина. Значит мне действительно придется ночевать у соседей. Я и доктор покидаем автомобиль. Я в быстром темпе направляюсь к подъезду, зная, что с молчанием Аивара покончено, и сейчас он снова начнет заботливую беседу. Но он довольно тихо провожает меня до двери, продолжая смотреть вниз. Для него это совсем непривычно, похоже, трагедия его тоже глубоко затронула. Мы стучимся в соседскую дверь.