Для того, чтобы оградить нас от этой напасти, в Руху прилетал на вертолёте какой-то чин, в майорских погонах. К нему приставили бойца из сапёрной роты, Андрюху Завьялова, чтобы тот сопровождал майора и оказывал всемерное содействие. Неделю они вдвоём шастали по Рухе, заходили в пустующие дома, расстилали в тёмных помещениях на пол белую простынь, затем выходили на улицу и курили. Через полчаса простынь выносили на свет, и майор принимался собирать каких-то маленьких жучков, клещей, клопов и так далее. Собирал он их в спичечные коробки и складывал в контейнер. За время командировки в контейнере образовалось пять полных коробков. Поскольку майор был неразговорчивый, от него удалось узнать лишь, что все насекомые предназначались для изучения в каком-то военном институте.
После того, как майор улетел, оказалось, что он переловил не всех. Не успела рассеяться пыль, поднятая вертолётом, как кровососы надругались над нами с особым цинизмом. В отместку мы притарабанили мешок дуста. Дневальный, как тамбовский сеятель, разбросал пригоршнями зловонное снадобье по всему расположению. В это самое время Зампотех 6-ой роты, Саня Ложкин, взялся соорудить печку в своей каморке. Он попросил командира 3-го взвода, Витю Новикова, помочь – принести цемент. Витя принёс. Когда печку сделали и затопили, то вонь стояла страшная. Оказалось, что Витя вместе с цементом принёс дуст, которым травили насекомых. Этот дуст намешали в раствор. После такого строительства Витю стали звать – Витя-Цемент.
Местные коморки и дома мы, солдаты, зачастую называли словом «дувал». Это было неправильно, данное слово обозначает «забор». Для человеческого жилища в таджикском языке придумано слово «хона». Фраза «я живу в дувале» буквально означает «я живу в заборе». Таджики ржали, когда слышали подобное заявление, но нам было безразлично. В нашем лексиконе прочно укрепились неправильные идиомы: нас поселили «в заборе», «внизу» на высоте 2000 метров.
Что касательно нашего «дувала», дык он ничем не отличался от всех остальных «хона» и не претендовал на звание объекта повышенной социальной культуры. Нашу роту командование разместило в помещениях первого этажа. У местных пацанов там проживали животные скотины: ослы, бараны, курицы и прочая домашняя живность. В расположении нашего второго горно-стрелкового взвода раньше жили коровы. Это я точно знаю, потому что на стенке висела коровья лепёшка. Заметили её не сразу. Несколько дней бойцы ходили в полумраке и думали – чем же это так воняет?! А потом принесли керосиновую лампу и разглядели на стенке натюрморт с отпечатком человеческой ладошки по центру. Кто-то из душков подсунул под свежевыср… свежевыработанный коровяк ладошку, приподнял и с размаху припечатал к стенке. Чтобы потом наделать кизяка, занести его «на кухню» и заварить свежего,