На руках Карины и Веры Александровны были дети, и инстинкт подсказывал, что их нужно было непременно оградить от опасности, однако исковерканная действительность нашептывала, насвистывала, беспрестанно грохотала о том, что, быть может, впервые в жизни это было им не под силу. От этой мысли руки покрывались гусиной кожей, и было так жутко, до одури, до помутнения рассудка жутко. Вскоре они достигли подъезда целыми и невредимыми.
В этот самый день Дмитрий привез семью на железнодорожный вокзал. Он был взволнован, как будто даже рад расставанию, и Настя это заметила, он видел, что заметила, по тому, как Настя вытянула губы, как свела бесцветные брови. Однако она не проронила ни слова упрека. Удивительная женщина! Сколько она могла унижаться ради того только, чтобы он не покинул ее, с раздражением и даже некоторым презрением подумал про себя Дима. Одно утешало его: скоро этому недолгому обману придет конец, и он будет в объятиях любимой и единственной женщины, далеко от украинской разрухи и беспорядка, в цивилизованной и культурной, как он тогда считал, Германии.
Он доставал чемоданы из багажника, Настя стояла с Матреной на руках рядом с ним, а Ульяна за ней, когда вдалеке раздались первые взрывы.
Все они посмотрели друг на друга с непониманием, сознание отказывалось встретиться с жестокостью действительности. Им, как и другим дончанам, казалось: пусть Украина охвачена беспорядками и распрями, но это все-таки земля единоверцев и братьев и сестер, стало быть, война не может прийти в дома мирных людей, обрушиться на их автомобили, вагоны, поезда, самолеты.
Молодой железнодорожник, работавший на парковке, с маленьким тощим лицом и оттопыренными ушами, бросил на Дмитрия, как на старшего, испуганный взгляд, а затем пошел было в сторону будки, где намеревался позвонить и узнать, что случилось.
В это мгновение они услышали нарастающий звук приближающегося вертолета, а затем в воздухе засвистели бесконечные и страшные пули пулемета.
Это был один нескончаемый миг, бескрайний, темный, потусторонний, бездумный, когда самое время, казалось, навсегда остановило свой ход. Никто из них не успел ничего сказать, во ртах застыли и стали толстыми и неподвижными языки, они только взирали друг на друга с нечеловеческим испугом, а затем, в тот же самый бесконечный миг Дима бросился на Настю, Матрену, Ульяну, и они вместе тяжело упали на асфальт, расцарапав колени и ладони. Но боли не было, был только ужас, густая пелена мрака его.
Лишь только