Он ждал, что она спросит: «Неужели ты оставишь семью ради меня? Неужели ты готов так изменить свою жизнь? Неужели ты примешь меня с двумя детьми?» Словом, Дима ожидал от нее любые слова, кроме тех, что она в действительности так хотела ему сказать:
– Неужели… Ты способен на такую подлость? Ты ли это, Митя?
Желая скрыть досаду, Дима быстро заговорил:
– И что же? Когда ты жаждешь того же, что и я! Откуда в тебе эта правильность, не пойму? Не всегда нужно быть таковой.
– Замени слово «порядочный» на «правильный», и как переворачивается смысл всех твоих слов.
– Вот оно как… Да… Тебя не переспоришь… Одного не пойму: ты была без ума от меня тогда, без ума и теперь. Ничего не изменилось с тех пор.
– Ты прав. Ничего. – Помолчав, она продолжила, хитро щуря глаза. – А знаешь ли ты, что я встречалась с тобой тогда только из-за твоих денег? Из-за твоей дорогой машины, твоей предприимчивости… из-за того, в конце концов, что ты заработал себе на большую квартиру в Донецке? Не было никакой любви ни тогда, ни теперь. Ты влечешь меня только потому, что успешен. Как тебе такой расклад?
Дима, пораженный и глубоко озадаченный ее словами, отпрянул от нее на минуту. Он вглядывался в ее усмехающееся лицо, пытаясь понять, лгала ли она или говорила правду, понять, возможно ли было то чудовищное и двуличное, что она рассказала про себя.
– Глупая ты моя, нелогичная! – Наконец воскликнул он, улыбаясь.
– Ну почему?!
– Если б дело было только в деньгах, ты бы сейчас не упиралась, наоборот, сама же бы лезла под меня, как многие.
– Ха! Значит, думаешь, знаешь обо мне все?
– Нет, не все, раз ошибся в тебе… ошибся в том, что ты будешь так держаться за Парфена.
И вновь тишина, горькая, безысходная, безвыходная, разлилась в зале, было слышно только, как официант у барной стойки готовила новую порцию кофе для Димы и Карины, кофейный аппарат шипел на все помещение, успокаивая воспаленные нервы влюбленных.
– Странный ты Митя. Как же ты мог такое предположить? Идет война, будущее закрыто так, что никакими ракетами его не разверзнуть, чтобы подглядеть хотя бы краешком глаза, что нам уготовано впереди. У меня дети, которые любят отца, муж, пусть неудачливый, но все же любящий.
– Война! Война! Что же все заладили про нее. Сильные мира сего делят власть и деньги, мы здесь вообще ни при чем.
– Денис Пушилин набирает ополчение… из шахтеров… простых людей. Как можно отрицать войну?
– И пусть! Я отрицаю не войну, а смысл ее для нас. Мы должны все делать для себя и только для себя.
Слова его, столь отличные от всего, что она слышала в последние месяцы в доме Лопатиных, да и вообще в Донецке, неожиданно нашли отклик в душе Карины, ведь они словно повторяли все ее тайные мысли, мысли, схороненные за семью печатями в глубинах желаний из-за того, что никто в семье, даже родная мать, не мог понять ее. Тогда-то