До участкового дело также не доходило, а может, он просто не хотел разбираться в этих семейных отношениях, зная, что назавтра всё равно все помирятся и жизнь снова будет идти своим чередом. К тому же вызвать участкового с центральной фермы было делом очень сложным, телефон в деревне был только в управлении, которое постоянно было закрыто на большой амбарный замок. Надо отметить: выясняя отношения на кулаках, не было случая, чтобы Тимофей или Василий применили оружие, хотя у одного и другого были собственные стволы 16‐го калибра.
В общем, выяснив отношения и подравшись на потеху всей деревне, родственники расходились по домам, если могли, а если не могли, расходились утром, уже на трезвую голову, предварительно помирившись. Так продолжалось несколько последних лет.
Вот уже второй день, как крапал мелкий весенний дождь. Погода стояла пасмурная и холодная. Временами шёл мокрый снег.
Растопив печь, Тимофей молча сидел на кухне у окна и с какой‐то грустью распутывал небольшую снасть для предстоящей рыбалки. Внимательно перебирая тонкие капроновые нити, он находил рваные ячейки и тут же «штопал» их крючком, обвязывая такой же капроновой ниткой одну ячейку за другой.
Часто поглядывая в окно, он с нетерпением ждал хорошей и ясной погоды, ему хотелось встать и в любой момент приступить к работе – строительству лодки, которая подарит ему на всё предстоящее лето живительную свободу, позволит приблизить себя к пониманию духа природы и её красоты. Душа пела и рвалась из ограниченного, душного пространства на просторы, где бы он мог творить и испытывать великое наслаждение от начатого им дела, которое приносило ему не только материальную поддержку, но и большое духовное удовлетворение.
Перебирая всё новые и новые ячейки сети, Тимофей размышлял:
«Разве это сети! Ими же только воробьёв ловить, а не рыбу. Нитка хоть и капроновая, а никуда не годится. Одним словом – срам. И кто их только сейчас выпускает? Мои‐то сети куда крепче были, – Только вот руки уже болят, да и вязать их больно муторно – годы уже не те, что были. Как-никак шестой десяток разменял. Вот наловлю рыбы, продам, да надо будет парочку прикупить настоящих, пока все не сносились, этих на сезон хватить должно», – размышлял он.
Подлатав сети, Тимофей вывесил их «гармошкой» в просторные сени, сделанные им несколько лет назад, где обычно находилась всякая бытовая утварь: вёдра, бидоны с водой, ящики разные и стеклянные банки.
Свисая до самого пола, сети создавали иллюзию какой‐то театральной выгородки, главным режиссёром которой был сам Тимофей. Временами хотелось наблюдать только за его действиями, не ожидая от него никаких слов; небольшого роста, немного сутуловатый, с крепкими мозолистыми руками, почти всегда хмурый, он напоминал исконного русского деловитого мужика. Его действия вызывали уважение. Всё, что он делал, разворачивалось в привычное действие сценария, написанного им самим уже много лет назад. Отличался он от актёра только тем, что не