Впрочем, непреодолимая ипохондрия лишь сгущала тайну над прошлым, о котором было запрещено упоминать и которое то и дело, вопреки всему, каким-то образом выходило наружу, – тогда она изо всех старалась снова его похоронить.
Мне никогда не забыть то сентябрьское утро. Мы стояли в очереди в кассу универмага. Я прижимал к груди упакованный в целлофан дневник Чарли Брауна и красивый пенал со всем необходимым. На следующей неделе начиналась учеба, я жадно запасал красивые канцтовары: ластики, карандаши, циркуль.
Тогда-то к нам и подошла незнакомая женщина. Выглядела она уныло: волосы такого непонятного, тусклого цвета, что ни одному парикмахеру было бы не под силу их оживить; хлопковое платье с ярким рисунком, почти пляжное, на ногах – уродливые шлепанцы. Если бы мама, вздрогнув от изумления, не повела себя с ней как со знакомой, я бы решил, что к нам пристала какая-то нищенка.
– Мириам! – воскликнула мама.
– Габриелла! – отозвалась та.
Обе выглядели так, будто увидели призрак покойной сестры.
– Что ты здесь делаешь?
– Мы пришли за канцтоварами, – объяснила мама, как будто это представляло необычайный интерес.
– Неужели этот мальчик – твой сын?
– Да.
Ведьма взглянула на меня еще недоверчивее, как будто не понимая, здороваться со мной или нет; она явно удивилась тому, что призрак произвел на свет сопляка, в котором не было ничего призрачного.
– Ты представляешь, я как раз позавчера заглянула к Норе… Кстати, и Чезарино пришел, – сказала оборванка.
– Правда? – ответила мама, и в ее голосе прозвучала тревога.
– Решили ее навестить. К сожалению, Нора себя плохо чувствует. Ты представляешь, у твоей тети диабет! Ну конечно, представляешь, вы ведь одна семья. И знаешь, то одно, то другое – мы только о тебе и говорили. Она спросила, знаю ли я, как ты живешь. Слушай, Габриелла, не мое это дело, но Норе действительно худо, возможно, пора тебе…
Мама не позволила ей договорить: выдав с непривычной резкостью нелепое извинение, она вырвала у меня из рук драгоценную добычу, бросила ее на первую попавшуюся полку и утащила меня прочь.
Она ничего не стала мне объяснять, зато в автобусе, который вез нас домой, попыталась утешить: мы купим все необходимое для школы, пенал и все остальное, рядом с домом – потратим больше, чем планировали, сделаем исключение из правил, заглянем к супругам Альбани. Повторяю: об оборванке Мириам, Чезарино и некоей тете Норе – ни слова. Словно их никогда не существовало, словно выскочившая из засады прилипчивая нищенка в шлепанцах не была причиной нашего бегства, отмененных покупок и того, что мама всю дорогу печально вздыхала.
Испытывать