Я же не мог взять в толк, отчего кавалер Дзанарди, чьи бассейны заполнены золотом, не выплатит нам положенное. Неужели он настолько невоспитанный, злой, патологически жадный?
На протяжении лет он был для меня просто именем, горстью слогов, которые очаровывали и пугали, – я приписывал ему то сверхъестественные способности, то черты супергероя. Титул кавалера придавал ему достоинства, делал его похожим на персонажей романов: я легко воображал, как он скачет верхом, размахивает мечом, пришпоривает коня, презрительно посмеиваясь над нашей нищетой.
А потом однажды я наконец-то увидел его на пышном банкете в честь конфирмации его второй дочери. Праздник устроили на палладианской вилле кавалера в окрестностях Виченцы. Какое разочарование! Неужели этот обрюзгший лысый человечек и был тем самым жестоким Вершителем Судеб? Неужели он спрятал ключи от счастья во внутреннем кармашке дорогого серого костюма? Неужели так выглядит божество, пославшее нам столько беспокойных ночей?
Если б я мог, не стал бы об этом рассказывать.
Но как умолчать о дне, когда мы с мамой обнаружили, что лифт сломан? Не то чтобы я придавал слишком большое значение рядовой поломке общедомового имущества. Скорее во мне оставили след неприятные впечатления, с которыми связан этот эпизод, – время как будто высекло их в граните, превратило в вехи.
Настроение у мамы было неплохое – значит, была суббота, день, когда банки закрыты. Папа, вероятно, уехал из Рима по делам.
Я же, до сих пор находившийся под впечатлением от фильма “Империя наносит ответный удар”, переживал за Хана Соло и был ошарашен тем, что Люк Скайуокер оказался сыном Дарта Вейдера (в то время итальянские дети звали его Дартом Фенером, каковым он для меня и остался). Я еще не знал, что третьего эпизода саги придется ждать три года и что за это время в моей жизни произойдут куда более драматические перемены, чем те, что судьба уготовила принцессе Лее и всей галактике.
Сходив в кино, мы заглянули в знаменитое кафе-мороженое в центре, в паре кварталов от Парламента. Обычно мама старалась не тратиться, но в тот раз уселась за столик внутри кафе и заказала фирменное мороженое, которое, как призналась, всегда обожала.
Увидев трофей из взбитых сливок и пралине, в центре которого, подобно колонне Траяна, горделиво возвышалась изящная вафля, я догадался, почему мама взяла одну порцию: ею можно было накормить целую ораву.
Тут-то и случилось первое происшествие. Сущий пустяк. По мнению мамы, я проявил нерасторопность. Не успел я схватить ложечку, как она вытащила вафлю и, быстро и аккуратно облизав, с мрачным наслаждением вцепилась в нее зубами, а затем, откусив пару раз, проглотила.
Трудно описать мою досаду – возможно, оттого что я не понимал, какой темный инстинкт