Музыкальные вкусы – единственное, что уже в начальной школе позволяло мне чувствовать себя выше других. Парадокс в том, что при этом я переносился лет на двадцать назад, а то и больше: в роковой 1959 год, когда, как поется в известной песне, “умерла музыка”[3].
Словом, пока приятели еще слушали детские песенки или, в лучшем случае, дурацкие хиты фестиваля в Сан-Ремо, я пытался оживить музыку, ведомый твердой рукой отца. Наша игра – пугающая и сказочная, словно спиритический сеанс, – воскрешала погибшие, вечно молодые души Бадди Холли, Ричи Валенса, Эдди Кокрана. Обычно отец, играя вступление That’ll Be the Day или синкопированный рифф из Summertime Blues, рассказывал не слишком поучительные истории из жизни героических пионеров рок-н-ролла, хулиганов в джинсах и бомберах, которые, как он говорил, объявили войну ханжам доброй половины земного шара.
Наверное, моя преданность далекой и устаревшей музыке отвечала мучительному желанию отыскать прошлое, которое родители (из сдержанности или гордости) упорно от меня скрывали. Впрочем, доставать на свет божий экспонаты из музейного хранилища означало возвращаться в эпоху, когда отец был счастлив, а значит, испытывать противоестественную ностальгию по времени, в котором я жить не мог. Я словно поддавался колдовству, которое переносило меня в прошлое и от которого мне будет сложно избавиться, даже когда отца в силу естественных причин не будет рядом. Спустя годы я все борюсь с этими чарами. И если быть до конца честным, у меня, как и у многих людей, нередко закрадывалось подозрение, что я родился не в том месте и не в то время.
В общем, было уже слишком поздно, чтобы расчехлять гитары. Что же тогда придумать?
Я не сумел скрыть панику – отец сообразил, что отправлять меня в постель в подобном состоянии слишком жестоко. О нем можно было сказать все что угодно – одному богу известно, чего только о нем не говорили, – но жестоким он не был.
– Знаешь, как мы поступим?
Без лишних объяснений он открыл шкафчик прямо над моей головой, порылся в посуде и, словно фокусник, вытащил сверток в красивой подарочной упаковке.
– Это на Рождество, – объяснил он. И, не давая мне времени насладиться предвкушением радости, принялся разворачивать сверток, словно подарок