– Зачем вторая кошка? – спросила я.
– Зима скоро, мыши полезут в блиндажи греться. Если кошка их ловить не будет, то мы с мышами и спать будем. Блиндажа у нас два, а кошка одна. Была другая, но умерла, когда котёнка рожала. Так она один раз ласку притащила, а второй раз вообще зайчонка. Настоящая хищница, – рассказал Ладога.
Мелкая хищница Масяня подставила пузо, чтоб погладили.
Вечером над позициями высыпался Млечный Путь, огромное звездное небо. Звезды были южные, крупные, яркие.
Оскар рассказал о психологических особенностях разных военных:
– Гаубичники – эти не привыкли, чтобы по ним били… Отработают с пятнадцати километров и укатятся. Миномётчики самые «отбитые», потому что для кучного огня им нужно поближе подобраться, и тогда по ним «ответка» идёт бешеная: лупят из «сапогов», из АГСов, из всего чего угодно. Но самое психологически тяжёлое – это когда по тебе из автомата начинают стрелять, потому что кажется, что тебя засекли. Если засекли – считай, всё, ты труп… А вот пехоте, наоборот, привычно, когда по ним из автомата бьют, зато когда из более тяжёлого – тут могут запаниковать.
Я погладила огромную немецкую овчарку по имени Бриг. Тот развалился на земле, задрав вверх лапы, и поскуливал от наслаждения. Дворняга поменьше, но тоже немаленькая, тихо подошла и уткнулась в меня носом.
– Это Шельма, – сказал мне кто-то из невидимых в темноте солдат.
– Грустная она какая-то, – ответила я.
– Она всегда грустная. Как её хозяева уехали на Украину в 2014 году и её бросили, так всё время грустная ходит. Оттого и толстая. Потому что когда грустит, сразу жрать начинает.
– Как я её понимаю, – вздохнула я.
– Если противник дальше, чем в трёхстах метрах, не стрелять! – проскрипел механический голос в рацию. – Не стрелять! Приказ поняли? Иначе со страшной силой покараю!
Два выстрела легли далеко, следующие три – ближе.
– Это «сто двадцатые», – сказал один из солдат.
– Нет, – возразил другой. – «Восемьдесят вторые», просто погода тихая, звук сильно разносится.
Очередная мина взорвалась совсем громко.
– «Сто двадцатая», – уверенно сказал первый.
Я почти заснула под этим огромным небом. К полуночи стрелять перестали, только стрекотали цикады…
– Кота украли, – монотонно жаловался голос в темноте. Он говорил об этом весь вечер. – Нет, ну ты представляешь, маленьким подобрал, выходил, выкормил. Ошейник на него надел противоблошиный. Кот стал здоровенный такой, пушистый. И уже третий день его дома нет. Украли, точно украли. А он молодой ещё, года нет. И красавец такой.
Спала, положив голову на лапы, овчарка Бриг. И грустная собака Шельма растянулась у ближайших человеческих ног.
Млечный Путь тёк с востока на запад – огромный и переливающийся.
Желобок
Был поздний вечер и слишком горячий чай. Мы сидели в посёлке Донецком – с Фоксом; я пыталась записывать.
Он рассказывал:
– Девять человек