Что я могу рассказать про осетина Алана, который погиб с ним? Что первую свою войну Алан застал ещё ребёнком, что приехал сюда добровольцем, что много смеялся и шутил, и ещё ему, конечно, не нравилось постоянно копать окопы, всё время язвил по этому поводу. Что был тощий и высокий, говорил с акцентом, шутливо жаловался.
Но я вот что не понимаю: когда гибнет какой-нибудь украинский солдат, поднимается шум, его вспоминают, обсуждают.
Зачем на нашей стороне стараются обставить все так, чтобы потери прошли максимально тихо?
Ну то есть, с одной стороны, существует такая позиция: дескать, чтобы не подорвать боевой дух солдат (чушь, солдаты всё равно всё знают, что происходит, а учитывая склонность командования замалчивать потери – ещё и преувеличивают масштаб плохого), чтобы не порадовался противник…
Но вот что важно: люди умирают во второй раз, когда о них забывают.
Когда я ехала на войну журналистом, я хотела, чтобы погибшие бойцы не умирали во второй раз. Мне кажется это очень важным.
Я хочу, чтобы остались не только две фотографии с косой чёрной полоской. Я хочу, чтобы вы тоже запомнили и представили: весна, окоп, дует ветер, и Саша в глухой балаклаве с автоматом, в карих глазах – искорки солнца, и осетин с большой лопатой, смеётся.
Пусть они будут вечно.
Диалоги «Призрака»
По окопам «Призрака» нас вёл человек, которого звали Ладога.
То есть вообще-то его звали Алексей, он был офицером ЛНР, в прошлом – бизнесменом в Ленинградской области, но теперь его звали Ладога. Он показывал нам блиндаж и хвастался:
– Вот эти все окопы и блиндажи мы сами вырыли. За месяц. Командование не верило, а мы вырыли. Мне ещё в мирной жизни копать много случалось, я археологией увлекался, нумизматикой. Ездил под Тверь на раскопки…
Здесь вряд ли был какой-то культурный пласт, в этом донбасском чернозёме разве что археологи будущего скажут потом когда-нибудь: какая тучная, многими телами удобренная земля.
Но блиндаж был хорош, уютен, застелен тростником.
Ладога принёс мне воды в большой железной кружке. Начало октября, но жарко было, как летом. Особенно в бронежилете. Я расстегнула бронежилет, сняла каску – до вражеских позиций оставалось целых полтора километра.
– А тебе вообще как в этом климате? – мрачно поинтересовалась я у Ладоги.
– Жарко, – рассмеялся он. – В пятнадцатом году я в последний раз был в Карелии. Мы тогда с друзьями