– Вы столько же поэт, сколько музыкант, – сказала леди Сибилла.
– Поэт! Пощадите меня! Зачем вы так жестоки, что взваливаете на меня такое тяжкое обвинение? Лучше быть разбойником, чем поэтом: к нему относятся с большим уважением и благосклонностью, во всяком случае пресса. Для меню завтрака разбойника найдется место в самых почтенных журналах, но нужда поэта в завтраке и обеде считается достойной ему наградой. Назовите меня скотопромышленником, заводчиком лошадей, торговцем лесом – кем хотите, только, бога ради, не поэтом. Даже Теннисон сделался любителем-молочником, чтоб как-нибудь скрыть и оправдать унижение и стыд писания стихов.
Мы все засмеялись.
– Согласитесь, – сказал лорд Элтон, – что в последнее время у нас развелось слишком много поэтов, и неудивительно, что нам довольно их и что поэзия попала в немилость. Еще поэты такой вздорный народ – женоподобные, охающие, малодушные притворщики.
– Вы, конечно, говорите о новоиспеченных поэтах, – сказал Лючио, – да, это коллекция сорной травы. Мне иногда приходила мысль из человеколюбия открыть конфетную фабрику и нанять их, чтоб писать рекламу бисквитов. Это удержало бы их от злобы и дало бы им небольшие карманные деньги, потому что в действительности они не получают ни пенса за свои сочинения. Но я не называю их поэтами: они просто рифмоплеты. Существует два-три настоящих поэта, но, как пророки из Писания, они не приняты «в обществе» и не признаны своими современниками; вот почему я опасаюсь, что гений моего дорогого друга Темпеста не будет понят, как он ни гениален. Общество слишком полюбит его, чтоб позволить ему опуститься в пыль и пепел за лаврами.
– Для этого нет необходимости опускаться в пыль и пепел, – возразил я.
– Уверяю вас, что это так! – ответил он весело. – Лавры там лучше, они не растут в теплицах.
В этот момент подошла Дайана Чесни.
– Леди Элтон просит вас спеть, князь, – сказала она. – Вы нам доставите это удовольствие? Пожалуйста. Что-нибудь совершенно простое, это успокоит наши нервы после вашей прекрасной, но страшной музыки! Вы не поверите, но, серьезно, я чувствую себя совсем разбитой!
Лючио сложил руки с видом шутливого раскаяния.
– Простите меня! – сказал он. – Я всегда, как говорят во время церковной службы, делаю то, чего не должно делать.
Мисс Чесни засмеялась