– Да кто знает, за мной он шел или нет? Может, я просто себя опять накрутила, – отвечаю я, сама понимая, что тот мужик действительно шел за мной. С другой стороны, я его уже несколько дней не видела. До сего момента я старалась вообще о нем не вспоминать: как говорится, с глаз долой – из сердца вон. Но сейчас мысли о нем опять начинают лезть в голову – очень вовремя, учитывая, что у меня через пять минут важная встреча.
– Ты тогда сказала: не хочу, мол, чтобы про меня сняли передачку вроде тех, которые по Четвертому каналу показывают, про похищения и убийства. Так вот, я тоже не хочу стать гостем такой передачки! С другой стороны, если сумеешь сбежать, можно написать об этом книжку и продать миллионным тиражом.
Я не выдерживаю и смеюсь.
– Вот только что я людям‐то скажу? – продолжает Джек. – Сяду такой: «Ой, знаете, Элоди говорила, что ее преследуют, но мы с ней подумали и решили – да ладно, пускай идет одна поздно ночью домой, а то, может, зря мы на человека наговариваем. Типа, лучше недобдеть, чем перебдеть…»
– Ты и так уже много для меня сделал. – После того случая я два дня подряд ночевала у Джека: было слишком страшно оставаться дома совсем одной.
Джек вздыхает:
– Мы еще долго собираемся прикидываться, будто у тебя есть выбор? В котором часу прибывает твой поезд?
– Ровно в девять. После встречи с агентом я собиралась посидеть где‐нибудь в баре с Марго.
– Я тебя встречу. – В трубке что‐то шуршит; видимо, Джек переложил телефон из одной руки в другую. – Давай, Элоди, уверен, ты их там всех порвешь. Я знаю, как это для тебя важно, и если редактор откажется от твоей книги – значит, она овца тупая.
Я невольно улыбаюсь. Все‐таки его уверенность заразна, как сезонная простуда.
– Позвони мне потом, – добавляет он.
– Непременно.
– Еще увидимся, Фрей. В лучшем мире.
Завершив звонок, я делаю глубокий вдох, как перед прыжком в воду, и захожу в кафе.
Мне не доводилось бывать здесь раньше. Огромные окна, голые кирпичные стены, бамбуковые стулья, и зелень, зелень повсюду: темная, светлая, желтоватая, с мясистыми или блестящими листьями, в корзинах под потолком, в золотых горшочках в центре стеклянных столиков, в старомодных вазонах в каждом свободном углу. И это очень хороший знак. Если бы Лара собиралась сообщить плохие новости, то вряд ли выбрала бы такое роскошное кафе. Хватило бы и какой‐нибудь дешевой забегаловки, и пусть бы я там рыдала над бутербродами.
Лара дожидается меня за столиком, рассчитанным на двоих. На ней платье, которое с виду обошлось не дешевле крыла от самолета, хотя вряд ли: Лара постоянно твердит, что литературным агентам платят гроши. Она как‐то обмолвилась, что бо́льшую часть нарядов покупает в винтажных лавочках, и даже прислала мне список лучших магазинов такого типа, однако мне там попадались только поеденные молью ночнушки и бабушкины свитера, воняющие захолустным домом престарелых.
Я