За короткое время команда, которая с трех человек уже увеличилась до двенадцати, дала понять мелким хулиганским ватагам, кто в районе хозяин. Едва только добровольные помощники из числа младших школьников доносили: «Наших бьют!» – как Шестая бригада поднималась по тревоге, одевалась в униформу, садилась в скрипящие кожей седла железных коней и мчалась, разрезая упругий ветер, выяснять отношения с нападавшими.
После одной-двух массовых драк дело уже никогда не доходило до мордобития – едва только издалека слышался мотоциклетный рев, как слабонервные хулиганы из Седьмого микрорайона улепетывали со всех ног, в ужасе бросая на месте преступления отобранный у пацанов магнитофон, футбольный мячик или что-нибудь в этом духе. Совершать подобные мелкие дела бригаде необходимо было для поддержания авторитета среди местных аборигенов, хотя, надо сказать, на самом деле мы были далеко не Робин Гуды.
В общем, команда вела в основном ночной образ жизни, стараясь не раздражать гневливых пенсионеров и ветеранов войны, которым нацистская униформа и свастики на рукавах были как кость в горле. Мало кто знал, что на самом деле скрывается за внешне вызывающим антуражем, на людях демонстрировать профашистские ритуалы было просто опасно – обычно наши ребята выглядели не страшнее участников милитаристской игры «Зарница». Поэтому местные жители не стремились нас сдать в милицию, понимая, не будет нашей бригады – найдется другая шайка, которая, может, будет и покруче, и поопаснее. И вместо скрипящей кожи и мопедов у них будет ножичек в кармане, заточенные отвертки и велосипедные цепи.
Но всё это «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой» – а встретились мы снова лет через десять после распада нашей Шестой бригады. Встретились – и все закрутилось!..
Забавно было смотреть, как мальчишки с прозрачным пухом над верхней губой забурели, посолиднели, приоделись в костюмы от Версаче, в галстуки от Дживанши, обзавелись машинами, квартирами, некоторые – умопомрачительно прикинутыми женами, визжащими детьми, счетами в банках, собственными, большими и маленькими, делами и делишками, и в конечном счете все обрюзгли, поскучнели и изрядно постарели. Немного выбивался из общего благополучно-буржуазного фона, кажется, только я один со своим полубогемным образом жизни, своей бородой, вывезенной с Сахалина, и давно укоренившейся привычкой выискивать пышные эпитеты по каждому случаю в надежде вставить их в свой очередной опус.
Наше новое объединение началось так.
Вернувшись в Москву