Наконец через силу я поднимаюсь и иду к двери. Ковровая дорожка тлеет подо мной, но я почти не чувствую боли. Толкаю дверь, но она не поддается, кажется, заперта. Я задыхаюсь от дыма, натужно кашляю, и это отнимает у меня последнее желание выбраться отсюда. Я приваливаюсь к стене и закрываю глаза. Я в огненной ловушке – эта мысль немного отрезвляет меня.
Шатаясь, я приближаюсь к окну. Огонь подступает и сзади, и сбоку… Мне все хуже и хуже. Голова тяжелая, как у памятника, совершенно ничего не соображает. Краем меркнущего сознания я отмечаю – угарный газ… Лопается от жара оконное стекло, и последним решающим усилием я переваливаюсь через подоконник…
Прохлада мокрой травы ошарашивает меня своим нежным объятием, и тут же острая боль в груди всаживает в сердце кол. Волосы тлеют – кажется, как будто на голову надели огненный колпак. Сверху сыплются снопы искр, кусая голое тело, как тучи разъяренных огненных мошек. В воздухе носятся черные хлопья сажи – похоже на черный снег, думаю я (надо же, у меня еще находятся силы подбирать сравнения).
Прижавшись щекой к мокрой холодной земле и черпая от нее силы, я отползаю. Острый кол в сердце мешает мне ползти, но я, извиваясь всем телом, как хвост отрубленной ящерицы, все равно тянусь к черному частоколу леса, цепляясь за жухлые, пряно пахнущие кусты… Мне плохо, меня тошнит. Мне хочется вывернуться наизнанку, и я бурно содрогаюсь, прижимаясь всем телом к земле.
Последнее, что улавливает гаснущее сознание, – отдаленный гулкий взрыв и яркая вспышка света. Дождь нежно гладит меня по щеке, и я забываюсь. Последняя мысль, встающая поперек сознания, – мысль, которую я не успеваю додумать: «Где она?..»
Дождь лижет щеку спасительно прохладным языком…
В деревне, которая находилась километрах в трех от загородного особняка Абалкиных, заметили пожар только под утро, часов в пять, когда пора было доить коров. Но поскольку ни мужиков, ни телефона в деревне не было, то, пока обслужили коров (не стоять же скотине недоенной), пока собрались на станцию, пока дошли, пока позвонили, пока приехала пожарная машина из депо километров за пятнадцать, дом уже догорел и пожар прекратился сам собой.
Меня нашли у самой кромки леса, голого, грязного, бесчувственного, и доставили в районную больницу. Там я провалялся почти две недели, изнывая от одиночества и ожогов. Пышный букет из диагнозов украшал мою историю болезни – перелом двух ребер, отравление угарным газом, ожоги II–III степени. Как говорится, «пустячок, а приятно»… Лечение мне назначили самое оптимистическое, больше понадеявшись на здоровый молодой организм.
Всё это время одна неотвязная мысль не давала мне покоя: что произошло, что случилось? Отчего начался пожар? Упала на ковер случайная искра из камина? Рассыпался сигаретный пепел? Загорелась проводка? О том,