Двадцать три года назад я устроился работать в пригородное лесничество, лесником. Весной тушил лесные пожары, а лето и зиму проводил на полудиком острове площадью в шестьсот гектаров, занимался его благоустройством. Сегодня этот остров-визитная карточка большого города, с яблоневыми садами, с игровыми площадками и спортивными тренажёрами, с весьма интересными зонами для пассивного отдыха. А тогда даже фонарей не было. Только две, когда-то давно асфальтированные, дорожки, вели от одного моста к другому – вот и вся цивилизация, если не считать трёх самодельных турников из водопроводных труб, закреплённых между двумя рядом стоящими тополями.
В 2004 году начали мы там яблоневый сад высаживать, аж на несколько тысяч деревьев. А сад этот по периметру соснами и елями обставлять для удержания в нём снега. Ели, кедры и лиственницы ещё и вдоль дорожек высаживали. Яблони, нам сказали, привозили с московских питомников, за 4000 км. Дорогущие они были! Без присмотра оставлять их было никак нельзя: растащили бы по дачам, и нам приволокли для охраны насаждений бало́к-это вагончик с печкой, а на лесников возложили ещё одну обязанность – по ночам стеречь яблони. Зимой, недели за две до Нового года, мы выходили на охрану молодых елей.
Вот в этом вагончике и случилась моя история, зимой, в ночную смену, – у меня тогда не было ни фонарика, ни телефона, ни часов, только сильно коптящая керосиновая лампа, которую я без особой нужды не зажигал, – во нищета-то была в лесной отрасли! – траву косили косами.
В ту ночь я был почему-то один. Хотя по правилам должен был быть с напарником, но зато с собакой-старой овчаркой, она могла по долгу громко и до мурашек выть. Я ей не запрещал, думал, что это прибавит жути к ночному мраку для тех, кто решит ёлочкой обзавестись. Ориентиром во времени мне служило движение на мосту, он находился метрах в трёхстах от балка. Чем ближе время было к полуночи, тем реже там проходили машины, ночью становилось совсем тихо, ну а к 6 утра начиналось радовавшее душу движение.
Сейчас припоминаю, что большинство моих дежурств и проходили в одиночку, я сам предпочитал уединение, а моим «сослуживцам» со мною было просто некомфортно: я был молчаливым, а если начинал говорить, то мои темы ничего кроме недоумения и вялого скучного диалога не порождали; любил почитать в тишине; алкоголь, – а у нас он мог быть только самый дешёвый, – меня совсем не привлекал. Чуточку замечу по поводу алкоголя. До лесничества я работал приёмо-сдатчиком на вагонах в крупной алкогольной компании и свою цистерну хорошего алкоголя, в основном пива, выпил, – ну это так, чтобы не возникло в отношении меня ложного представления о якобы моей непорочной чистоте. Ещё чуть-чуть скажу по незаявленной