Встречу тогда Тропицкий назначил странную: без предварительных переговоров о цене, под вечер и не у себя в управе, а в пекарне «Миткинъ и Ко», что стояла на Думской улице напротив пожарной каланчи. Пекарня имела вывеску с позолоченными вензелями и тучным амурчиком, который был стилистически выведен из первой буквы «М». В «Миткинъ и Ко» пекли пряники. Пряники, сразу сказать, вкусные, но для господ состоятельных. Слободские и люд с Казачьего стана больше на витрины заглядывали, дивились, и ведь было на что рот разинуть. Тут и тульские печатные, шириной с цельное колесо телеги, и французские – с фигурками собак да птиц. А уж к английским (их пекли по праздникам) вообще очередь собиралась.
С чего бы Тропицкому назначать встречу в этом заведении, Халил уже не пытался понять, больше недоумевал от условий заказа.
– Туда налегке пойдешь! – Тропицкий слегка отхлебнул чая из фарфоровой чашки и, заметив удивленный взгляд Халила, добавил: – За это тоже заплатим, конечно… как за основной путь. Главное, в Бухаре остановиться в караван-сарае «Эмирский сад». – Уездный начальник вдруг сделался еще больше, чем он был на самом деле, и надулся, будто поднимал штангу. – Придет Асана-сан…
Достав из внутреннего кармана сюртука фотокарточку, он протянул ее Халилу вместе с запиской.
– Только точно чтоб этому отдал! Никому другому!
Халил выдержал паузу, тоже взялся за чашку, оттопырив мизинец в сторону, подул на чай. Так его еще ни разу не нанимали. Тысяча верст пустого ходу. Вместо расчетных таблиц – что и где купить и по какой цене, чтобы потом сверить, – какая-то фотокарточка. Он глянул на фотографию. С нее смотрел щеголеватый японец или, скорее всего, китаец, который хотел сойти за японца. Разница видна: вот здесь глаза чуть уже, рот не такой широкий, а самое главное, лицо не круглое. Интересно. Записка. Но записку не прочесть, зашита и сургучом красным с печатью уездной залеплена. Получается, даже не знаешь, что грузить.
Тропицкий словно прочитал его мысли.
– Груз основной сдашь в Спасске. Примерно на три верблюда весу. Сюда – бумагу.
– Бумагу? – по инерции переспросил Халил, хотя какое ему, собственно, дело. Платят не за интерес его к товару, а за доставку. Однако бумагу из Бухары, наверное, тысячу лет назад в последний раз возили. Сейчас или из Оренбурга, или из Казани идет. За дурака держат, понял Халил. Ладно. Пусть держат. Главное, чтоб за святого не приняли. Он назвал цифру.
В Бухаре было жарко. Это на севере, в степях, весна осторожничает – сугробы только подпалила грязью да изъела их, словно ржой, а здесь, на подступах к древнему городу, уже вовсю цвели деревья. В невысоких рядах урюк раскрылся нежными бело-розовыми лепестками. Куда ни бросишь взгляд, все в округе засажено деревьями да кустарниками. Торчали даже пальмы, за которыми, по всей видимости, ухаживали особо – каждая была ограждена сбитыми жердяными треугольниками.
Халил