– Глазастый, чертяка, – Кубрин потрогал свои усы, сбивая налетевшую пыль мизинцем, – вынужден был проверить все остатки, чтоб, не дай бог, на нас ничего потом не списали. Эй… Ермухамет Валиевич, Иван Иванович, айда к нам. Давай, Андрей Иванович, налегай!
За столом уже колдовал Тихон – составлял тарелки с подноса. Тощий как жердь, с длинными волосами, обрамленными цветастой повязкой, и в расшитой красной рубахе – по мнению Кубрина, на даче слуга всегда должен был так одеваться. Тихон – свой человек, лет двадцать служит. Что ему пьяные купцы? И до всякого другого глух и нем. Стол накроет, в сторонку отойдет, в бане дровишек подкинет. Опять же, на Волге такого официанта видел, тот стерлядь ему подносил. На Ишиме стерляди нет, но Тихон и тут найдет, чем удивить – чтоб по-дачному, без вычурности. На столе одно за другим появлялись заготовленные на обед блюда: отварные щучьи головы, залитые густым, жирным бульоном с перетертым чесноком; жареные караси на скворчащей сковороде, обсыпанные молодой подваренной крапивой; вяленый золотистый лещ-горбач, размером с небольшой зонт; копченые лини, раскрытые по хребту и сложенные стопками друг на друга; в суповой глубокой тарелке дымилась уха, только что снятая с костра, и аромат черного душистого перца, запах лаврухи и петрушки сводил с ума не только собравшихся возле стола людей, но и пчел, которые дружно атаковали Тихона, разливавшего уху по тарелкам.
Ели молча. Кубрин, отложив биту под плетеное кресло, густо загребал баской и дул на уху, выжидая, когда остынет. Байщегул с Егоровым повторяли за ним, но старались растянуть уху в своих тарелках – неизвестно, что после еды ждет! Тропицкий же ел быстро, не дул. Ложка у него была расписная, хохлома, оттого, наверное, и пчел у рта кружило много, как у цветка собирались нектар взять.
– Проглотил, – изумился Кубрин, – Андрей Иванович, ты ж пчелу проглотил! Егоров, ты видал?
Егоров закивал в знак согласия, хотя ничего не видал, кроме своего красного носа и ложки с ухой под ним.
– Переварится, – согласился Тропицкий. – Я однажды воробья проглотил! А тут пчела!
Всем стало не до ухи. Смеялись долго, то хлопая в ладоши, то отгоняя полотенцами пчел. А Тропицкий все рассказывал, как тот воробей сдуру залетел к нему в рот, а он, нет чтоб выпустить его, взял и сглотнул…
– Не знал бы тебя, – вытерев руки о полотенце, сказал Кубрин, – не поверил бы! Иван Иванович, что, вчера игра была? – неожиданно обернулся он к Егорову. – Силин много задолжал?
– Много, – подтвердил Егоров, – уйму.
– Джалилу?
– Да, – встрял в разговор Байщегул, – англичанам как не отдать. А этот хитрец всегда рядом. Вот Калистрата и понесло.
– Андрей Иванович, из казны возьмите за Калистрата и Джалилу отдайте. Как отрезвеет, начнет отдавать, – защелкал пальцами Кубрин. – Силин –