– Я буду присылать деньги.
– Ты бросаешь нас? – как будто наконец поняла мама.
– У меня контракт в Лондоне.
– И давно это стало известно?
– Некоторое время назад.
– Это что, конец? – спросила она дрожащим голосом.
– Не знаю, – ответил он.
– Ты хочешь быть свободным, значит, все кончено?
– Нам обязательно об этом говорить? – спросил он. – Просто я уеду. Все останется по-прежнему. Меня не будет, а деньги я буду присылать.
– Ты, черт возьми, не знаешь, что деньги здесь не самое главное? У детей не будет отца.
– Прости.
В ту ночь мама спала на кушетке, в кухне. Под покрывалом. Среди ночи я пришла к ней со своим стеганым одеялом. Мы едва поместились. Потому что нас уже было практически трое: мама, ее живот и я. Отец уехал на следующий день. Уехал искать это свое пространство. Тогда я не понимала, что это означает. Теперь я думаю, что он был свободной птицей. Художник. У таких никогда не должно быть семьи. Зато у него было много разных женщин, особенно до свадьбы, рассказывала мама. Она не сообщала мне всех подробностей, но всегда повторяла, что в свое время я обо всем узнаю. Видно, это время так и не настанет.
Гданьск, 20 августа, больница
Любите себя. Это не эгоизм. Это сила. Если вы будете любить себя и себя уважать, другие тоже будут любить и уважать вас. А если вы будете счастливы, то заразите этим счастьем других.
Глава третья
Одинокое платье в шкафу,
его больше никто не наденет,
не узнает оно, почему
вместо «да» он сказал «нет».
Я заказала погоду на этот день,
а все равно опять шел дождь.
Я слушала эту девушку и прекрасно понимала, о чем она говорит. Я очень хорошо знала Петра. Мне тоже нужно было пространство. Как знать, может, я и смогла бы найти с ним общий язык? Может, мы просто были бы сейчас где-то рядом друг с другом, не вставая друг у друга на пути, встречаясь только тогда, когда нам этого захочется? Мы жили бы вместе в нашем большом доме со светлой мебелью, белыми стенами, пронизывающей все пустотой и целыми днями могли бы сидеть в двух дальних комнатах, чтобы только вечера проводить в объятиях, становясь практически единым целым.
Да, но ведь должен был быть ребенок. Несколько сантиметров счастья. А потом несчастья. А с несчастьями так уж повелось: пришла беда – открывай ворота. Сначала несчастья идут парами, потом летят стайками, а потом целым роем, как пчелы. Нападают со всех сторон, и чем больше ты отмахиваешься от них, тем настойчивее они тебя преследуют.
Не слишком ли много я позволила дочери Патриции ворошить