Рядом с ней у костра сидели еще три: одна под одеялом, поджав ноги, две прикрылись общим спальником и раз за разом бросали друг на друга испытующие взгляды. Как старые знакомые, которые долго не виделись и вдруг встретились, случайно, в городской толпе. А впрочем, почему «как» – именно так все у них и было: старые знакомые, долго не виделись и все такое прочее.
– Всё, последнюю, пожа-а-алуйста, – застенчиво улыбнулась блондинка, вертя в пальцах сигарету, – честное слово – последняя. – И опять глубоко затянулась и еще плотнее укуталась в спальник. – Не думала, что августовские вечера такие холодные, лет сто, наверное, не ночевала в палатке.
– Да ладно, сто, – рассмеялась сидевшая рядом.
– Ну не сто, а двадцать с хвостиком уж точно, – мечтательно заметила блондинка.
– Пожалуй, так… А помнишь, луна тогда была точно такая же?
– Да… И Петр играл на гитаре…
– Ина, прекрати! – встрепенулись подруги.
– Ладно, ладно. По очереди так по очереди. А кто первая? – повторила вопрос Ина.
– Ты.
– Я? Почему я? – возмутилась Ина и загасила сигарету.
– Как почему? Потому что ты была первой в списке.
Часть первая
Глава первая
Проблемы твои, проблемы мои,
вся эта политика, наши бои.
Что толку счеты сводить, если Там давно все подсчитано —
даже капли в воде, которою стал растаявший снег.
Кто без вины – камень бросай,
только не станет ближе Рай,
если от человека закроется человек.
Ладно, первая так первая, а если с чего и начинать, то, конечно, с Брды, на берегах которой мы оказались двадцать лет назад… Честное слово, Карола, не понимаю, что тебе вдруг в голову взбрело немедленно ехать всем табором и именно сюда, на Брду. Будто нельзя было нормально, по-человечески, в приличном месте, за чашечкой кофе. А впрочем, девочка, ты права: даже в самой приличной кафешке есть риск, что мы разбежимся, прежде чем всё выясним. А отсюда далеко не сбежишь. Да и как? На байдарке, что ли, в потемках? Максимум, что мы можем сделать, – поубивать друг друга.
Даже сегодня мне трудно во всем этом разобраться. Слишком много всего произошло, и то, что раньше я считала самым важным в жизни, теперь потеряло смысл. Только с появлением Каролы я поняла, что для меня действительно важно. Вернее, кто для меня важен.
Но давайте начнем с начала, то есть, собственно говоря, с конца…
Как сейчас помню тот день, когда Каролина постучалась ко мне. А если уж быть совсем точной – стала ломиться в мою дверь. Если бы она позвонила по домофону, я бы наверняка не открыла. А что? Имела право: я работала. Привычка у меня такая: когда работаю, я полностью отключаюсь. Полностью – это значит вырубаю телефон, никого не принимаю и т. д. Однажды было дело – друг затаил на меня смертельную обиду, что я не впустила его, а он просто хотел зайти типа на кофе, чисто по-дружески. А я как раз что-то писала. Обычная лихорадка перед сдачей в номер – все в последнюю секунду. Заканчивала статью под давлением босса, который висел на трубке на другом конце линии и торопил. Я тогда захлопнула дверь перед тем знакомым, и он больше не звонил. Я уже была взрослой девочкой и знала, что люди как приходят, так и уходят. Вот только жаль, что уходят обычно самые нужные нам люди. Кое-кто из них иногда возвращается, но в самые неподходящие моменты. Я бы даже сказала, что они являются как незваный гость.
Как тогда Каролина.
Я сидела в халате, курила и дописывала статью. Точно помню эту горячую тему об одной очень несдержанной в личной жизни даме – депутатке от очень законопослушной партии… Ну да ладно, не о ней речь. Срок готовности текста, как у нас говорится, «еще вчера». Я дописывала последние абзацы, когда кто-то стал ломиться в дверь. И это важно – не стучать, а именно что ломиться – что есть силы ритмично бить то ли кулаком, то ли ногой в дверь. Если бы кто просто постучался, я бы проигнорировала, а тут пришлось встать – совершенно невозможно работать в таких условиях!
Обычно я писала, что называется, в мертвой тишине. В сумочке у меня всегда есть беруши, чтобы чувствовать себя нормально везде, при любых обстоятельствах, но дома условия у меня все равно лучше, и шеф это знал. Я могла не появляться в редакции в течение всей недели. Приходила только на общие собрания редколлегии, но даже если не приходила, то никаких санкций за неявку не было. Такого особого для себя положения я добилась на самом деле тяжелым трудом. И пусть говорят, что я шла к цели по трупам, но в моей профессии нельзя быть мягкой.
Я окучиваю в основном две газеты. Одна – еженедельник высокого полета, и пишу я туда чисто ради удовлетворения собственных амбиций. Вторая – полная противоположность: желтая газетенка, ищущая дешевые сенсации, сама провоцирующая людей на разные