Стефан Йоргенсен был уже достаточно взрослый, чтобы поверить в такую дребедень, хотя дрожь не раз пробирала его, когда он слушал эти красивые сказки, так что начинающаяся массовая истерия захватила и его. Но животом он маялся вовсе не по этой причине.
– Что с тобой? – Мать потерла уставшие глаза. Она работа – ла медсестрой и с каждым дежурством – неважно, дневным или ночным – выглядела все более измотанной и вечно жаловалась на несправедливо распределяемую нагрузку и условия труда в больнице Скайбю. Он звал ее радаром, поскольку, какой бы уставшей ни была, она всегда догадывалась, когда что-то шло не так, как будто была незримо связана с больничной аппаратурой, улавливающей малейшие изменения в состоянии пациента. Мать протянула руку над столом, убрала прядь волос, упавшую ему на глаза, и изучающе воззрилась на сына. Словно хотела найти ответ на какой-то незаданный вопрос. Он отвел взгляд, зная, что самого мимолетного зрительного контакта ей достаточно, чтобы через зрачки, минуя зрительный нерв и мозг, заглянуть в самые глубины его существа. А там ей открылась бы ледяная пустыня. Ему почудилось, будто белые стены кухни стали сужаться, словно собираясь сложиться и задушить его. Больше всего Стефану хотелось сейчас очутиться в своей комнате, забраться на диван и остаться одному.
– Да нет, ничего такого, просто задание по математике завтра сдавать надо, – соврал он.
Стефан сунул в рот бледно-розовый помидорчик черри и языком прижал его к нёбу. Помидор был одновременно и кислый, и сладкий, и вкус его заставлял вспомнить лето.
– Да это только поначалу так кажется, а стоит начать – постепенно втянешься, – заметила мать. – И потом, всегда можешь сказать, если совсем запутаешься. Папа тебе поможет.
– Угу, – пробормотал отец, не поднимая глаз от тарелки.
От этого «угу» у Стефана заныло в животе. С математикой отец ну никак не мог ему помочь. Ему уже после третьего класса задачки Стефана стали не по плечу. Но этот факт они оба, не сговариваясь, не обсуждали.
Он доел лазанью на голубой тарелке, взял для вида еще один индийский огурчик, поблагодарил за ужин и поднялся с места. И весь путь от кухни до своей комнаты чувствовал, что в спину ему, точно шприц, впивается взгляд матери.
«А вдруг меня в тюрьму посадят, если я расскажу все, что знаю?» – подумал Стефан и растянулся на постели. То, чем они с Томми занимались на футбольном поле прошлой осенью, в день, когда там никто не играл, было ужасно, даже жестоко, это он теперь понимал. Они друг друга так завели, что не могли остановиться и перешли все дозволенные границы. Пусть на Томми произошедшее