Он будет лежать неподвижно, не в силах пошевелиться, не в силах крикнуть, не в силах позвать на помощь. В комнате будет так светло, что он зажмурится, но и сквозь закрытые веки молнии будут вспыхивать яркими кругами, расцветать концентрическими кольцами.
Эта ночь, ночь чистого света, будет такой страшной, что он запомнит на всю жизнь – мерцающее электричество небес, умножающееся эхо грома, одиночество детской кровати.
6
1985 год
У закрытых дверей
Лужа у подножья лестницы сверкнула в глаза отражением весеннего солнца.
– Быстро отстрелялись, – сказал Пашка, придерживая перед Зоей массивную дверь факультета.
– А все потому, что этих придурков не было, – сказал Дэн, выходя следом.
«Придурки» – это Сойкин, Лейкин и Гнедко, трое иногородних членов комсомольского бюро курса. Вот кто способен часами обсуждать самый простой организационный вопрос! Временами кажется: они и в самом деле верят в то, что несут, – а если так, место им в витрине Музея Революции, а не в составе комсомольского бюро, где, в общем-то, собрались нормальные, понимающие ребята.
К счастью, сегодня все трое остались в общаге (не то отравились домашними грибами, не то мучаются внеплановым похмельем), так что заседание, посвященное подготовке к сорокалетнему юбилею Великой Победы, удалось завершить в рекордные сроки.
Пашка, взмахнув на прощанье черным венгерским «дипломатом», побежал к метро, а Зоя, взяв Дэна под руку, пошла к главному зданию, обходя лужи.
– Заедем ко мне? – спросила она. – Родители сегодня придут поздно.
– Я бы с радостью, зайка, – ответил Дэн, – но, увы, у меня дела в ГЗ.
– Хочешь, я подожду? – спросила Зоя и порозовела.
Она легко краснела – Дэн находил это трогательным и нарочно поддразнивал, чтобы увидеть, как цвет Зоиных щечек меняется в диапазоне от бледно-розового до почти революционного ярко-красного. Но сегодня у Дэна были другие планы: после четвертой пары он договорился встретиться с Кирой.
Они познакомились пару недель назад на слете КСП, где Кира буквально упала ему в руки: подходя к костру, зацепилась за корень и рухнула бы в огонь, если бы Дэн ее не поймал. Мягкая грудь угодила Дэну ровно в ладонь, и по всем драматургическим законам им бы тут заодно и поцеловаться, но следом за Кирой к костру вылез какой-то здоровенный лоб, смутно знакомый по кусту «Разгуляй». В его палатку Кира и отправилась минут через сорок. Дэн просидел у костра еще час – ждал, пока Машка Шапиро вдоволь наслушается Щербакова и напьется глинтвейна. В какой-то момент, между «Крымом» и «Баб-эль-Мандебским проливом», он услышал из разгуляевской палатки громкий и протяжный вскрик, а еще минут через десять, когда они с Машкой уже уходили, Кира вылезла к костру и хрипло попросила чаю, можно и холодного.
В этом было