Начинает Орельен, он самый молодой из нас – а в молодости трудно различить сон и мечту.
– Сегодня во сне я проснулся в длинном зеленом зале, с обоями, похожими на листву. Все было залито светом, таким нежным, что хотелось попробовать на вкус. Возле окна сидела девушка и шила, повернувшись ко мне спиной. Она словно ждала моего пробуждения… Мне надо было только встать и подойти, а я так устал, что снова уснул… но, засыпая, поклялся, что уж в следующий раз…
Орельен замолкает, чуть смущенно улыбаясь.
– Хороший сон, – говорит Джеймс, – я бы поменялся. Мне вот приснилось, будто мы с братом идем по дороге мимо большого дома. И брат шутя стучит в ворота, не знаю зачем. Но прямо там, во сне, я понимаю – зря он это сделал. И вот, не успеваем мы отойти, как ворота распахиваются, выезжают всадники и гонятся за нами. Мы бежим, и я знаю, что если нас схватят, то навсегда посадят в какой-то подвал.
– Понятно даже, какой, – говорит Сэм, – типа вот этого блиндажа.
Джеймс смеется, хотя ему не смешно. На секунду кажется: блиндаж – это ловушка, мышеловка, в которую они попали.
– А мне, – говорит Сэм, – последнее время снится один и тот же сон. Тоже про ворота. Большие такие, типа ворот в замок или в поместье. Они открыты, и я хочу войти, но меня не пускает стражник. Один и тот же, каждую ночь. Каждый раз я придумываю что-нибудь новое – то пытаюсь подкупить, то проскочить незаметно… но ничего не получается. А мне почему-то очень надо войти…Такой вот неприятный сон.
Томми смеется, не то смущенно, не то – презрительно.
– А мне приснилось, – говорит Грег, – будто я проснулся у себя в комнате, в Лондоне. Я лежу на спине, и мне очень неудобно лежать, что-то мешает. Комнату я хорошо вижу, все узнаю, ну, полку там с учебниками, физика, химия, механика… раскрытые тетради на столе, все как обычно… но что-то не так.
Грег замолкает, и Орельен спрашивает:
– Так что же?
– Ну, тут я понимаю, что превратился в большого майского жука.
На этот раз никто не смеется.
Запасы еды почти подошли к концу. Целые сутки мы провели на этом островке заповедного безмолвия, странного посреди великой войны. Похоже, фронт ушел куда-то на восток или, напротив, остался далеко на западе. Мы спорим, что делать, и Джеймс рассказывает: ночью он слышал странный шум.
– Я тоже, – кивает Серж, – но потом решил, что мерещится. Ровный такой шум, вон оттуда, – и он машет рукой на запад.
– Вот уж нет, – говорит Джеймс, – с другой стороны. Точно помню, я еще подумал: кто-то засел в рощице.
– Нет-нет, – говорит Серж, – я подумал, это наши сюда пробираются. Шум был такой… ну, будто кто-то роет землю.
– Да, точно, – соглашается Джеймс, – я и не сообразил. Будто кто-то роет землю.
Мы обсуждаем,