Можно представить мир людей, освоивших единственную программу поведения и живущих со стойким внутренним Я, неспособным к перевоплощению. Тогда в первую очередь из мира исчезнет вся ложь, ведь никто не сможет играть то, чего нет на самом деле, и наступит время правды. Готовит ли это для нас идеальное общество? Ни в коем случае.
Вся правда в таком мире станет активатором целого цикла ответных эмоций и шизофренических реакций, ведь не каждый факт может стать переносимым для человека, живущего в своей так называемой зоне комфорта. Никто не отменит разнообразие и уникальность каждой личности, которая будет формироваться в социуме, пронизанном религией честности. Если мир переключится на единую программу без лжи, начнётся неописуемый хаос, где истина одних столкнётся с чужой, и никакая политкорректность, толерантность или принятие уже не сработают. А самое ужасное, тогда исчезнет искусство… Никто не расскажет нам о любви через выдуманную историю с аллегоричными намёками на человеческие глупости. Красивая сказка станет невозможной.
Но иногда правды хочется настолько сильно, что вздуваются вены на висках.
Выглядывая из-за широкого клёна, я всем своим естеством превратился в камень, где живой осталась только нарастающая волна из ярости, удивления и смятения, жаждущая истины. Моё личное доверительное лицо, мой терапевт, фактически моя подруга и мой ящик тайн существует не просто как наблюдатель и помощник, а, оказывается, живёт в моей истории.
Я вспомнил все наши разговоры с Эллой на консультациях, где наружу были выставлены все мои страхи и ужасы. Она была в курсе не только горя по умершему другу, но и всех мельчайших подробностей моего прошлого и настоящего. Даже о той истории из детства, когда я потерялся в цирке.
Я совершенно забыл о ней, но уже на второй психосессии, медленно выводя меня из траура по другу, Элла неожиданно спросила:
– Тебя ведь самого когда-то потеряли?
Мой затылок похолодел, все мысли о Героре и его похоронах, мрачно описываемых мной ранее, исчезли, и я будто бы вернулся из воспоминаний в момент здесь и сейчас – кабинет Эллы с рисунками бамбука на стенах, на широкий мягкий диван с бежевым вязаным покрывалом.
– С чего такой вопрос? – спросил я.
Элла откинулась на спинку крутящегося стула.
– Вы не были с Герором родными братьями, любовниками или сиамскими близнецами. Но ты ощущаешь его потерю, как часть себя, верно?
– Конечно! Хотя в твоём вопросе я слышу намёк на некую странность. Разве с близкими друзьями ничего подобного не может происходить?
– Может…