– Далекого пути? – переспросил Мазепа.
– Да, да, так он и сказал: не выдержат далекого пути… И потом я сам видел их коней: они были такие худые и такие забреханные, один даже хромал. Пхе! Я за таких коней не дал бы и дуката.
– Ну, ну, что ж дальше?
– Дальше? А вот что, – жид приподнял брови, вытянул свое лицо так, что его козлиная бородка загнулась вперед, и медленно заговорил, делая за каждым словом однообразное движение правой рукой с кругло соединенными первым и третьим пальцем. – У казака были гадкие кони, так ему нужно было купить новых. А где же можно покупать лошадей? На ярмарке. А где же теперь ярмарка? В Корсуне.
Как коршун за добычей, так следил Мазепа за каждым его словом; при последней фразе жида все лицо его вспыхнуло.
– Твоя правда, жиде! – вскрикнул он, хватая со стола шапку. – За мною, Остапе, на коней!
Это неожиданное приказание совершенно ошеломило Остапа. Как? Не сказавши никому ни слова, нестись вдвоем в Корсунь, за сотню верст, когда через какой-нибудь час всю землю обляжет глухая ночь! «Уж не потерял ли Мазепа от горя рассудок?» – промелькнула у него в голове мысль, но он не посмел в такую минуту возражать в чем-либо Мазепе и молча последовал за ним.
Не успел изумленный жид прийти в себя, как оба казака уже вынеслись во весь опор со двора корчмы.
Густые сумерки окутывали все окрестности, ветер подымался.
Завернувшись в свои кереи, оба казака неслись во весь опор по пустынной безлюдной дороге.
Надежда отыскать незнакомца в Корсуне снова пробудила всю энергию у Мазепы. Ему казалось, что он пережил целый год в эти три часа. Слова Остапа о кольце, виденном на пальце незнакомца, одним ударом разбили тонкий слой начинавшего уже сковывать его сердце льда. Словно сухие листья, взвеваемые осенним ветром, закружились в душе его все чувства, мысли, сомнения, надежды. Галина, которую он начинал считать мертвой, в ту минуту, когда он утерял уже последнюю надежду, встала вдруг перед ним. В его руках уже находилась тонкая нить к отысканию ее – и он дрожал, он замирал при мысли, что один его неверный шаг может перервать нить! Снова в сердце его нахлынула теплой животворящей волной любовь и бесконечная нежность к дорогой утерянной Галине. Но жива ли Галина? С живой или с мертвой снял незнакомец это кольцо? Был ли это сам похититель, разбойник, или соучастник преступления, или он купил его у кого-нибудь из татар?
Мазепа сбрасывал несколько раз шапку и подставлял свой пылающий лоб порывам холодного ветра; мысли, одна другой ужаснее и страшнее, как волны прибоя на высокую скалу, набегали на него и разливались холодной струей по всему его телу. «Он сказал Остапу, что едет на сватанье и что перстень у него дивочий, – повторял себе Мазепа слова Остапа. – Чтоб Галина сама отдала ему этот перстень? О, нет! Никогда! Разве силой вырвали его у нее, но сама бы