2
Суровый пес этот всегда отличался склонностью к самостоятельным решениям, скверным нравом и прекрасным аппетитом. Аппетита в нем было даже больше, чем роста. Однако гены скотовода, болезненно воспринимавшего, когда кто-либо в его присутствии брал что-нибудь со стола, одним столом и аппетитом не заканчивались.
Этот бандит, не принимавший нежностей и не терпевший, когда к нему лезли обниматься, к такому мягкому и пушистому, начинавший сразу же наступать на ноги и проситься на балкон, крайне плохо переносил в своей вотчине всякий вид праздных посторонних лиц. Перемещение с ним в общественном транспорте не было сопряжено с большими трудностями, но с учетом этих его генов, которые спустились с гор, было бы крайним легкомыслием не принимать во внимание, что могло быть. Возможные неприятности вытекали из наклонностей его характера, капризного, вздорного и временами просто стервозного. Здесь следовало учитывать, во-первых, чтобы пространство, которое он занимал, включало бы в себя возможно большее количество постоянных людей и, отсюда, постоянных запахов либо не включало никого вообще; во-вторых, чтобы совокупный объем тех запахов, по возможности, не содержал сильных испарений бензина, выхлопов и, разумеется, свежего мяса, от него настроение Улисса портилось очень быстро; и, в-третьих, чтобы рядом не усматривалось какой-нибудь перегородки, которая, не дай бог, могла вызвать ассоциации с параметрами владений, требующими его самого пристального внимания. Все остальное осознавалось без предупреждения и прилагалось. Поэтому путешествие самолетом было более удобным, чем в вонючем автобусе, а езда в любом наземном транспорте – спокойнее, чем в купе вагона.
В пору далеких смутных дней, когда Гонгора жил у родственницы, первое время юного, но уже скандально известного своим строгим характером Улисса в редкие моменты появления гостей запирали в спальне Гонгоры. И все было неплохо, пока его не осенило, как открывать дверь, поддевая ручку носом, а вскоре – и просто потянув за нее зубами. Что неизменно сопровождалось игрой наперегонки солидных немолодых людей с прятанием за двери, грозными командами и собиранием стульев и журнальных столиков. Поэтому Гонгора с известной долей скепсиса смотрел на создателей рекомендаций, утверждавших, что теории о «злых» или «добрых» генеалогиях – это не более чем городской «миф». Расскажите об этом бабушке Лиса, думал он. Если скандальная болонка, которую некому посадить на цепь, видит окружающий мир только через призму своих представлений, то ее генеалогию вряд ли что-то изменит. А мир женщин, объявивший презумпцию псовых об альфа-самце еще одним «мифом»,