Улисс спокойными глазами наблюдал, как взмокший Гонгора ставит на парапет вначале одну, затем другую ноги, опускается, ложится на спину и закрывает глаза. Он щелкал на ветровке застежками, руки не слушались. Потом раскинул в сторону руки и отключил сознание.
Улисс больше не нюхал воздух и не смотрел вниз. Видно было, что ему наскучило здесь сидеть.
Гонгора совсем было собрался заснуть, но тут очень некстати стали мерзнуть на голых камнях спина и зад. Ниже лежала еще одна терраса. Он не хотел сейчас думать ни о ней, ни о том, что лежало дальше.
Он лежал и видел, как, кряхтя, осторожно мнет и тянет застывшие мышцы, достает из рюкзака зрительную трубку и начинает изучать то, что осталось. Выхожу на финишную прямую, вяло отметил он про себя. При мысли о горячем котелке и костре мышцы ощутили унылый позыв действовать. Нельзя сказать, что Улисс, зависая над пропастью, приходил в состояние восторга, но в целом держал себя в руках, все-таки сезоны тренировок не прошли даром. Школа опыта дорого обходится, вспомнил Гонгора старую максиму. Но болваны другой не признают.
Возле лица стало угадываться некое инородное присутствие. Лицо было осторожно и влажно обнюхано, в деликатную область живота уверенно наступили и обнюхали еще раз.
Гонгора, не размыкая век, сильно дунул наугад в направлении, где могло находиться влажное и осторожное, и тяжкий груз исчез. Он думал, что странные вещи иногда познаются за простыми вещами. А обыденным вещам потом не хватает уже той странности. Он был очень скромен здесь сегодня, очень по-своему скромен.
Временами он даже начинал удивляться, неужели он так много хочет от жизни. Большинство все также стояло за скромность, большинство ожидало от него неслыханного проявления скромности, пользовало скромность, сюсюкалось с ней и, напротив, не приветствовало нескромность, но жизнь учила, что, чтобы получить от нее совсем скромный тропический домик на берегу лазурного залива, нужно мечтать как минимум о зеркальном небоскребе в личное пользование.
Он перевернулся, разлепил веки и посмотрел вниз.
Там, где сохли его будущие дрова, лежало солнце и было много свободного места. Голые руки и все тело неприятно знобило. Он опустил рукава. Дальше шли только карнизы. Он уже знал, где поставит палатку.
Вожделенные макушки огромных пихт находились на уровне пяток.
И оставались такими же недосягаемыми.
Их отделяла другая отвесная стена.
Мохнатые макушки совершали медленные, сонные движения, по заданной амплитуде двигались взад и вперед, застывали, потом начинали двигаться снова. За ними однотонно гремела река, но ее было не видно. Лес теперь закрывал собой всё.
Придерживаясь рукой за отвес, Гонгора смотрел и думал, что принято делать