– Женщины любят думать, что каждая из них особенная и неповторимая, – огрызнулся Гарольд. – А всех словно собирали на одном заводе.
– Нет. Салли как раз объективных взглядов на жизнь. Она видит свои недостатки и трезво оценивает силы. Даже просто спать с тобой для нее уже подарок, за который она будет держаться до последнего.
Самодовольная улыбка тронула губы и уголки глаз Гарольда.
– Это все, что ей остается.
– Конечно, дело твое, – заметил Бозорг, тряся пальцем, – но время нельзя вернуть назад.
– Я знаю, Бозорг. Не учи меня жить. Мне пора.
Он поднялся и подал руку на прощание. Бозорг пожал ее вялым жестом и, отвернувшись, не заметил, как Гарольд вытер ладонь о пиджак.
– Кстати, Гарри. Мои ребята перетрясли здешние вещи Тома. Среди них нашли немного бабских. Я так понимаю, они принадлежат вашей Регине.
Гарольд задержался в дверях.
– Бабских?
– Ну всякие красивые штучки. Мне они не нужны.
– Отдай мне. Я анонимно перешлю Фредерику.
Бозорг усмехнулся и прикусил новую папиросу. Его перстни царапали зажигалку в руках, издавая едва уловимый неприятный звук.
– Если там есть что показывать надутому мужу. Я вечером пришлю на твой адрес. Вдруг тебе для полного счастья не хватает маленького зеркальца?
Гарольд изо всей силы хлопнул дверью.
Развязав обыкновенный пакет из дешевого супермаркета, он вытащил из него записную книжку, обтянутую кожей, маленькую пластиковую коробочку, раскрашенную под бутоны цветов, несколько заколок для волос и одну сережку-клипсу без пары. Надавив пальцем, он не без интереса открыл блестящую коробочку. Крышка откинулась, и в отражении разбитого зеркальца Гарольд увидел свой глаз, искаженный по осколкам. Потресканная пудра рассыпалась на брюки, и он выругался, отряхивая их. Отправив несчастную пудреницу в пакет, Гарольд открыл блокнот. Между первыми страницами лежали фотографии пары: в мужчине он быстро узнал Тома, ну а женщиной, очевидно, была Регина. Даты на обратной стороне – 05/75; для обоих эти снимки стали последними. Гарольд в последний раз взглянул на них: счастливое лицо Тома и сдержанное Регины, ее кукольные волосы, как у Долли Партон, жакет и свободные шорты. Его грудную клетку сжала странная парализующая тоска, словно речь шла о близких знакомых или друзьях, жизнь которых неожиданно для всех оборвалась. Причин для грусти не было: Гарольд виделся с Томом лишь несколько раз, а Регину не знал совсем, разве только имя. И все же их смерть казалась вопиющей несправедливостью. Они строили планы, наслаждались обществом друг друга и отчаянно полагались на милость судьбы, которая подвела именно их. Спрятав фотографии между обложкой и страницами, Гарольд быстро пролистал блокнот. В самом начале он напоминал обычный женский ежедневник: адреса и дни рождения, номера телефонов и списки вещей. Но последние записи выглядели импульсивными и бездумными. Адвокатские конторы, многие из которых зачеркнуты, суммы, а после них – потоки сознания:
«Не