– Потеряться в пустыне. С каждым, а как же. – он помотал головой, отвернувшись от учителя.
– Не отворачивайся. – попросил Норрингтон.
– Я знаю наперёд, что вы скажете мне. – Мадьяр развернул к нему свою голову, с которой текли слёзы. – Скажите, ничего страшного, нужно пересобрать себя заново и с новыми силами встать и выйти из этих стен, но взамен, да учитель, я скажу – я устал, я не могу и я сломлен. Вам не понять, через что мне пришлось пройти.
Норрингтон молча покивал.
– Ты прав, мне не понять того, что ты испытал в пустыне, но я знаю, что такое, когда про тебя забывают, когда ты бежишь от своих страхов по бескрайней территории, округа которой не отличается ничем! Я знаю, что сделал Пиранья Хиггинс и догадываюсь, что, а точнее кого ты видел. Я бы хотел сказать, что врачи помогут тебе излечиться, но это не так. Вещество далеко засело и его не вывести, даже переливание не поможет. Если тебе кто и поможет – то только ты сам. – Ричард поднялся со стула и отодвинул его в предназначенный для него край, обклеенный красным скотчем. – Было приятно тебя увидеть, фельдмаршал Аммоса.
– Как Алан? – спросил Мадьяр.
– Всё также, он наша мессия и подаёт надежды, но у него кажется, возникают проблемы в общении со сверстниками. Он робок, злится, когда его дразнят по этому поводу и часто дерётся. Ему тяжело. Ему тяжело освоиться в новой для себя среде. Юный Алан привык, что круг его общения минимален, и говорит больше 1—2 слов, только: мне, сестре, мачехе и до недавних пор – тебе.
– Прям как я.
– Да, но надеюсь, что он лучше справится с этим, и таки сможет перебороть себя. – Ричард закрыл за собой дверь.
Он ещё долго простоял спиной к двери, иногда дотрагиваясь до своего старевшего лица.
– Сыворотка выходит. – сказал он себе. – Время сочтено, Ричард. Скоро и тебе нужна будет замена, старик.
ТУМАС ЛИНГРЕН
Пропажа Наталии спутала Тумасу все карты, и его побег был перенесён на неопределённый срок, ещё к тому же какие-то парни с запонками койотов стали наседать, потихоньку убирая всех сподручных, которых он обрёл сидя в тюрьме. Но эта ситуация помогла Тумасу обрести ещё одного друга – Льюиса Гастмана. Выглядел он как истинный вояка, покорёженный временем. Его оценку подтвердил кто-то из охраны, вычитав из его досье, что во время третьей мировой, он был морпехом береговых служб соединённых штатов. Гастман знал Тумаса и его репутацию и потому не хотел иметь с ним ничего общего, но койоты сблизили их. Эти ребята угрожали лишить жизни и Гастмана. Тумас узнал, что бывший морпех прирезал кого-то из важных шишек по ту сторону, которую почитали койоты.
– Садовника, он украл у меня пятьсот кредитов. – позже рассказал Гастман, когда его поселили по левую сторону от Лингрена, в камеру, где раньше сидел глухонемой еврей, которого Тумас нарочно отравил, подкупив повара.
– Серьёзно? Я думал, что на садовников всем