Данька забеспокоился.
Впервые отдавшись задыхающемуся от восторга и приступа желания мальчишке, Любочка, войдя в роль опытной искусительницы, успокоила его, что никаких брачных поползновений иметь не будет.
Но то было в прошлом году, в постели, – то есть в горизонтали. А женщина в вертикали, да еще в летах, – это уже, как известно, совсем иная мораль. Дневная. И, стало быть, непредсказуемая.
– Нет, нет, Данечка, не пугайся. Я к тебе претензий не имею.
Всё-таки женщины чуткие создания. И иногда – чуткие кстати.
– Да ты мне, согласись, и не пара. Какой из тебя супруг? – продолжала тараторить Любочка. – Восемнадцать лет на носу, а одна и слава, что стойку на крыше дома делаешь да с пяти метров под баржи подныриваешь.
– Я еще ушами учусь шевелить, – напомнил Данька.
– Я, Данюша, на отдыхе человека встретила, – Любочка потупилась. – Москвича. Взрослого. Тридцать два года. Кандидат наук. Папа у него кем-то в профсоюзах командует. Я, Данька, наверное, ужасная стерва. Но я замуж хочу.
– И московскую прописку.
– И московскую про… Да нет, это тут ни при чем. Просто это страсть. Внезапная, как буря. Она нас разом смяла.
– Ничего не понял. Так все-таки: не изменяла или – буря? – Клышу отчего-то завеселело.
Любочка сбилась. И, как всегда, когда, увлекшись, завиралась, начала сердиться.
– Господи! Как ты можешь, Даниил? Я тебе о святом, а ты пошлишь. Это на тебя дружки влияют. По-твоему, если страсть, так сразу и в постель?!
– Можно и не в постель, – Данька припомнил знаменитый «перильный» способ, изобретенный затейницей Любочкой. Они забирались на верхний, чердачный этаж, он сгибал её на перилах. Свесившись лицом в пролет, она кричала от ужаса и – кончала в голос.
Похоже, это же припомнила и Любочка. Глаза ее затянулись поволокой.
– Фу на тебя! У нас с ним платоническая страсть! Данюша, сколько можно в старых девах. Я замуж хочу. Пойми же. И – отпусти.
– Отпускаю, – Данька принялся одеваться.
– Правда?! Вот и славно. А то я уж согласие дала, – затараторила Любочка. – На днях едем в Москву представляться его родным. Поверь, Данечка, он прекрасный парень.
– Наверняка. Ты ж на что попало не западёшь.
Даньке хотелось одного: чтоб объяснение с лукавой любовницей поскорей закончилось. Но сказать об этом было неловко, и потому он прикрыл глаза, как бы скрывая смертную муку.
– Ну не надо так страдать, мальчик мой, – Любочка, довольная, что обошлось без скандала, прижалась. – Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Я сама так страдаю, так страдаю! И мне тоже будет тебя не хватать. Но, согласись, вечно это продолжаться не может. Еще год-два. А дальше? Мне в этом городе и замуж никогда не выйти. Здесь же кругом грязь, сплетни… А потом: ничего ж не изменится.