С десятого класса они стали жить как муж и жена.
Неприступная дотоле Наташка, единожды сделав выбор, не скрывалась. На виду у всей школы бродили в обнимку. При всякой возможности торопились уединиться.
В последний, выпускной год подобные романы завязались и у других.
Но лишь Павелецкую и Поплагуева окружающие воспринимали как фактических супругов, которые не расписались только потому, что не позволяет возраст.
Даже учителя закрывали глаза на чрезмерные проявления нежности.
Всеобщая снисходительность объяснялась прежде всего натурой Альки – проказливой, взрывной, но открытой, доброжелательной. «Беззаботен, как хвост Артемона», – сказал о нём когда-то Данька Клыш. Таким он остался и в семнадцать.
Жил по ирландской поговорке: «Незнакомец – это друг, с которым ещё не успел познакомиться». Потому друзьями обзаводился легко. Переполненный фантазиями, планами, он не ходил, не бежал. Он летал. То есть и ходил, и бежал. Но всегда на лету.
Никому в голову не приходило попытаться отбить Наталью у Поплагуева. Мог бы разве что попробовать Валеринька Гутенко. Вальдемар. Одноклассник и бас-гитарист из школьного оркестра, влюблённый в Наташку с детства. Писаный красавчик. Волосы в мелкую кудряшку, тоненькие, будто пристроченные к губе усики. Талия в рюмочку. Ни дать ни взять – гусар. Но гусар опереточный. Рядом с рослой Наташкой выглядел мелковатым и суетливым. Осознавая несбыточность надежд, отступился и он.
Но на танцах в Хламе Наташка Павелецкая случайно попалась на глаза тому самому Петьке Загоруйко, что когда-то оскоблил дворовую беседку. Прежний вертлявый шпанёнок раздался ввысь и вширь, сделался крупным, громогласным матерщинником. Из школы ушел, высидев положенные восемь классов. Но фамилия его – а больше кличка – Кальмар – оставались на слуху. Он верховодил разросшейся кребзовской «кодлой», наводившей, как прежде шёлковские, страх на округу.
Павелецкая как раз выскакивала из танцзала, когда с улицы к двери развалистой походкой подошел Загоруйко, так что разогнавшаяся Наташка сама влетела в него, как муха в паутинку.
– Ёш твою! – восхитился Загоруйко при виде расцветшей красавицы. Облапил. И с тех пор принялся ухаживать так, как понимал это слово. Встречал у школы, у дома, подкарауливал на танцах, отваживая прочих ухажёров. А поскольку ухажер у школьной королевы был один, столкновение между ним и Поплагуевым становилось неизбежным.
За месяц до того, играя в баскетбол, Поплагуев упал, а сверху на кисть всей тяжестью обрушился слонопотам Велькин. Загипсованная рука с тех пор висела на бинте, перекинутом через шею.
Об этом донесли Кальмару. Как ни кичлив и задирист был Загоруйко, но драться с крепким спортсменом всё-таки остерегался. Стрёмно! Другое дело – «однорукий». Кальмар немедленно передал через пацанов «предъяву». Вслед за тем явился