– Кого там ещё принесло? – сказали за дверью.
– Я… – сказал я.
– И что, что «я»?
– Ну, так…
– Что так?
– Сестру я ищу, тётенька, – сказал я тихо. Дрожащим голосом сказал. Полным тонких суспензий. И прочих амбивалентностей.
Дверь слегка приоткрылась. Два глаза смотрели на меня недовольно и настороженно.
– Чего?
– Сестру, – подтвердил я.
– Нет никаких сестёр, – грубо сказала тётка, собираясь закрывать дверь.
Я взволновался, потянулся к двери, чтобы попридержать, не дать ей закрыться.
– Щас полицаев вызову! – пообещала тётка.
– Сестру, – шепнул я в отчаянье.
– Какую ещё сестру?
– Мою.
– Так ты брат ей, что ли?
– Брат.
– Ладно уж, заходи, – сжалилась тётка, отворяя дверь.
Коридор был широкий, тёмный, извилистый, тётка пошла себе и пошла. Я поплёлся за ней. Сначала был один поворот, потом был другой.
– А ты куда? – спохватилась вдруг тётка.
Я даже вздрогнул.
– А куда?
Она подхватила меня за рукав, потянула за собой, в другую сторону.
– На кухню иди! Сиди здесь! Понял?
Я сел, где было велено. Тётка ушла. Кухня была велика – много столов, несколько газовых плит, таких кухонь ещё много в старых домах. Я сидел, думая о сестре. О чём мне ещё было думать?!
Пришёл узбек. У него в кастрюле варилось мясо. Свинина, сообразил я. Узбеки любят свинину. Другого они ничего не едят. Узбек посмотрел, как варится его свинина. Пришла узбечка, жена узбека, помешала воду в кастрюле. Узбек вывалил туда же замоченный горох из плошки, стоявшей на столе. Я внимательно смотрел на узбеков. А скорее так – на кастрюлю.
– Харю отверни! – сказал мне узбек.
Я отвернул. Не стал спорить. Мне не трудно отвернуться. А узбеков не переспоришь.
Прибежали дети узбеков, на этих я взглянул мельком, но с отвращением. Они сразу стали что-то лопотать по-узбекски, быстро, громко, беспорядочно, наперебой. Узбек отвесил одному из них затрещину, тот оскалился, ощетинился, выкрикнул что-то злобное, узбекское, а другой заревел. Гадко так заревел, по-узбекски. Узбек вытолкнул с кухни своих узбечат, узбечка пошла за узбечатами, должно быть, утешать; потом за ними вышел и узбек. У меня за пять минут даже голова разболелась от всего узбекского.
Очень хотелось мяса. Свинины. Та, должно быть, уже сварилась (сырую бы я не стал). Не забыли ли они посолить? Мясо пахло оглушительно, помрачающе. Мяса там много, и, если взять кусок, никто не заметит, думал я.
Чёрт, какие иногда в голове мысли! Впрочем, неудивительно. Над мыслями я не властен. Они сами собой заводятся.
Но лучше, когда их совсем нет.
Я