В выходные приезжали родители и в дни семейных торжеств привозили с собой маринованное мясо для шашлыка и торт. Они зажигали костер прямо на обрыве над пляжем, и его высокие искры победными бросками сжигали черный покой неба. Мрак создавал вокруг удобные стены, а пламя заполняло храм, охраняемый родительским теплом и искрящимся уютом. Время не ведало будущего, оно было бесконечным и полным надежд. Котелок с самой вкусной ухой из рыбы, пойманной рядом в реке; руки, выпачканные золой; обожженные пальцы с горячей картошкой, подбрасываемой в воздух; нежные прикосновения ночных мотыльков по лицу; волан для бадминтона, безжалостно сносимый прохладой ночного ветра; поиск в темноте сухих веток для поддержания костра, скорее не поиск, а отчаянное приключение в темноте, насыщенной шорохом незримого суетного царства насекомых, кваканьем лягушек, стоном ночных птиц. Эти вечера были тихим торжеством для всей семьи. Даже родители Лили растворялись в величии значимой простоты и превращались в почти идеальных людей, забывая притворяться и судить ближнего. Людей любящих, искренних, наполненных светом, которым они щедро делились с детьми. В такие моменты Лиля купалась в любви и через любовь постигала весь скрытый смысл вселенной.
IX
Еще одной частью жизни маленькой Лили, частью значительной и формирующей ее личность, был двор. Ватага детишек из разных квартир многоэтажного панельного дома пестрой гурьбой выкатывалась в свободу летнего вечера. Самый нетерпеливый ребенок хватал дома затертый мяч, немного растянутую резинку, скакалку или настоящее и столь редкое сокровище – велосипед и вприпрыжку бежал по квартирам, еле дотягиваясь до кнопки звонка, и в затхлой невесомости подъезда звучало звонкое крещендо: «А Маша выйдет гулять?». Машу сменяли Саша, Дима, Коля, Дима, Аня и бесконечное множество соучастников и заговорщиков волшебных событий, царивших во дворе в то время.
Толпа детей была разношерстной и яркой, как нити в персидском ковре. Ковер расстилался по лестнице, дробясь бесконечным множеством оттенков и характеров. Нити детей почетных профессоров смешивались с волокнами отпрысков рабочих, сын уборщицы хватал руку дочки директора, и они смеющимся водопадом выплескивались на улицу. Никто не знал социальных условностей и иерархий, все были связаны и очарованы друг другом в сплоченном