Улучшение состояния Ганса становится более прочным, радиус круга его деятельности, считая наши ворота центром, становится все больше. Он решается даже на то, что до сих пор было невозможно, – перебежать на противоположный тротуар. Весь страх, который остался, связан только с омнибусом, и смысл этого страха мне во всяком случае еще неясен.
9 апреля. Сегодня утром Ганс входит, когда я, обнаженный до пояса, умываюсь.
Ганс: “Папа, ведь ты красивый, такой белый!”
Я: “Не правда ли, как белая лошадь?”
Ганс: “Только усы черные. Или, может быть, это черный намордник?”
Я рассказываю ему, что я вчера вечером был у профессора, и говорю: “Он хотел бы еще кое-что узнать”, – на что Ганс замечает: “Это мне ужасно любопытно”.
Я говорю ему, что знаю, при каких обстоятельствах он подымает шум ногами. Он прерывает меня: “Не правда ли, когда я сержусь или когда мне нужно делать Lumpf, а хочется лучше играть”. (Когда он злится, он обыкновенно топает ногами. Делать Lumpf означает акт дефекации. Когда Ганс был маленьким, он однажды, вставая с горшочка, сказал: “Смотри – Lumpf”. Он хотел сказать Strumpf (чулок), имея в виду сходство по форме и по цвету. Это обозначение осталось и до сих пор. Раньше, когда его нужно было сажать на горшок, а ему не хотелось прекратить игру, он обыкновенно топал ногами, начинал дрожать и иногда бросался на землю.)
“Ты подергиваешь ногами и тогда, когда тебе нужно сделать wiwi, а ты удерживаешься, потому что предпочитаешь играть”.
Он: “Слушай, мне нужно сделать wiwi”, – и он как бы для подтверждения выходит».
Отец во время его визита ко мне спрашивал меня, что должно было напоминать Гансу подергивание ногами лошади. Я указал ему на то, что это может напоминать Гансу его собственную реакцию задерживаемого позыва к мочеиспусканию. Ганс подтверждает это тем, что у него во время разговора появляется позыв, и он указывает еще и другие значения «шума, производимого ногами».
“Затем мы идем за ворота. Когда проезжает воз с углем, он говорит мне: “Слушай, угольный воз тоже наводит на меня страх”.
Я: “Быть может, потому, что он такой же большой, как омнибус?”
Ганс: “Да, и потому, что он сильно нагружен, и лошадям приходится так много тянуть, и они легко могут упасть. Когда воз пустой, я не боюсь”. Все это соответствует действительности».
И все же ситуация довольно неясна. Анализ мало подвигается вперед, и я боюсь, что изложение его скоро может показаться скучным для читателя. Но такие темные периоды бывают в каждом психоанализе. Вскоре Ганс, совершенно неожиданно для нас, переходит в другую область.
«Я