Психология бессознательного. Зигмунд Фрейд

до сих пор его никак нельзя было заставить выйти за ворота на сколько-нибудь продолжительное время и он со всеми признаками ужаса мчался домой, когда появлялись лошади, теперь он остается перед воротами целый час и даже тогда, когда проезжают мимо экипажи, что у нас случается довольно часто. Время от времени он бежит в дом, когда видит вдали лошадей, но сейчас же, как бы передумав, возвращается обратно. Но от страха осталась уже только частица, и нельзя не констатировать улучшения с момента разъяснения.

      Вечером он говорит: “Раз мы уже идем за ворота, мы поедем и в парк”.

      3 апреля он рано утром приходит ко мне в кровать, в то время как за последние дни он больше не приходил ко мне и как бы гордился своим воздержанием. Я спрашиваю: “Почему же ты сегодня пришел?”

      Ганс: “Пока я не перестану бояться, я больше не приду”.

      Я: “Значит, ты приходишь ко мне потому, что ты боишься?”

      Ганс: “Когда я не у тебя – я боюсь; когда я не у тебя в кровати – я боюсь. Когда я больше не буду бояться, я больше не приду”.

      Я: “Значит, ты меня любишь, и на тебя находит страх, когда ты утром находишься в своей постели; поэтому ты приходишь ко мне?”

      Ганс: “Да. А почему ты сказал мне, что я люблю маму и на меня находит страх, потому что я люблю тебя?”

      Мальчик теперь в своих выражениях достигает необыкновенной ясности. Он дает понять, что в нем борется любовь к отцу с враждебностью к нему же из-за соперничества к матери, и он делает отцу упрек за то, что тот до сих пор не обратил его внимания на эту игру сил, которая превращалась в страх. Отец еще его не вполне понимает, потому что он только после этого разговора убеждается во враждебности мальчика, на которой я настаивал уже при нашей консультации. Нижеследующее, которое я привожу в неизмененном виде, собственно говоря, более важно в смысле разъяснения для отца, чем для маленького пациента.

      “Это возражение я, к сожалению, не сразу понял во всем его значении. Так как Ганс любит мать, он, очевидно, хочет, чтобы меня не было, и он был бы тогда на месте отца. Это подавленное враждебное желание становится страхом за отца, и он приходит рано утром ко мне, чтобы видеть, не ушел ли я. К сожалению, я в этот момент всего этого не понимал и говорю ему:

      “Когда ты один, тебе жутко, что меня нет, и ты приходишь сюда”.

      Ганс: “Когда тебя нет, я боюсь, что ты не придешь домой”.

      Я: “Разве я когда-нибудь грозил тебе тем, что не приду домой?”

      Ганс: “Ты – нет, но мама – да. Мама говорила мне, что она больше не приедет”. (Вероятно, он дурно вел себя, и она пригрозила ему своим уходом.)

      Я: “Она это сказала тебе, потому что ты себя дурно вел?”

      Ганс: “Да”.

      Я: “Значит, ты боишься, что я уйду, потому что ты себя дурно вел, и из-за этого ты приходишь ко мне?”

      За завтраком я встаю из-за стола, и Ганс говорит мне: “Папа, не убегай отсюда!” Я обращаю внимание на то, что он говорит “убегай” вместо “уходи”, и отвечаю ему: “Ага, ты боишься, что лошадь убежит отсюда?”