Детский сад был единственным местом, где мне удавалось найти временное укрытие от домашнего хаоса. Здесь меня хотя бы замечали. Однако даже игры с Лойзи и Кортином, предоставляющие возможность забыться, часто прерывались горькими мыслями о том, что ждет меня за стенами сада.
И как бы я ни старалась, мои собственные попытки наладить общение с родителями никогда не приносили плодов. Мое желание привлечь их внимание рисовало на лице мамы лишь новое выражение недовольства, а папа, как привидение, появлялся дома все реже и реже.
– Что ты натворила? – кричала на меня мама, когда я решила приготовить для нее печенье. – Немедленно выброси это в ведро!
– Я готовила для тебя подарок… – пищала я, надеясь, что неудавшееся печенье заменят добрые намерения.
– Я сказала тебе выбросить! – мама вырвала из моих рук продукты, а затем толкнула меня в сторону раковины. – Прибирай то, что испачкала. Я после работы не буду за тобой бегать.
Ее слова ранили меня в самое сердце, ведь еще недавно мы вместе мыли посуду, общаясь и шутя, мы рассказывали друг другу истории и сказки, которые превращали мир вокруг нас в настоящую симфонию эмоций и приключений.
Теперь же мне оставалось только мечтать о том, чтобы однажды проснуться и обнаружить, что все это – страшный сон, и что мама с папой снова могут обнимать меня, как это было однажды давно.
В какой-то момент я даже решила, что надо нарисовать наш общий портрет, где мы все вместе счастливы. Лист за листом я черкала цветными карандашами по бумаге, вырисовывая все новые радостные лица моих родителей рядом друг с другом, и боль становилась хоть чуть-чуть, но легче. Художественный поток обгонял реальность, а слезы, что катились по щекам, словно водой смывали тот груз, который безвозвратно скапливался в душе ребенка, не успевшего научиться справляться с проблемами взрослых.
Я смотрела, как мама рвет на части мои рисунки, выбрасывая их в урну со словами, что я поступаю плохо. Я видела, как она страдает, я замечала, как отец отстраняется все больше, общаясь по телефону ночами с кем-то другим, но в душе продолжала верить, что однажды все еще может измениться.
И вот наступил день, когда облака на горизонте, казалось, сгущались еще сильнее, несомые ветром перемен и неизвестности. Я вовсе не ожидала, что когда мы с мамой вернемся из сада, вновь встретимся с шоком, от которого захолодеет все внутри. Отец, с глубокими, как ночное небо, глазами и сжатым до злости кулаком, выставил наши вещи перед домом, а двери намертво закрыл изнутри. Мои губы дрожали от бессилия и страха, а сознание будто бы притупилось от горечи понимания