– Хватит мудрствования хоть на минуту. Хотя бы на час, черт возьми. Давайте попроще!
Она подняла всех троих, включила сиртаки, прошлась кругом с ними и села писать миниатюру пальцем, смоченным в вине, на губах любимых мужчин.
– Что я сейчас написала?
– Что любишь меня, – ответствовал Блок.
– Ты забыл частицу «не»!
– Ну и пусть.
Быстро ей это надоело, потому Тэффи переоделась в горничную в мини-юбке и сетчатых колготках и заставила три сердца стучать так, будто они – молотки, а тела – гробы, не иначе. Ее же сердце отправилось гулять по венам и капиллярам, артериям и нашло себе место в конце мизинца. Но ненадолго, после того, как Маяковский и Блок облобызали ей ягодицы, а Есенин сделал такие фото, пошли в ванную, наполнили ее и запустили кораблик, сделанный из бумаги.
– Вот так и мы на поверхности земли. Просто надо перестать быть бумажным корабликом на земле, а стать бумажным самолетиком на воде.
Тэффи разделась полностью, легла в ванную, набрала в рот вина и стала поить им по очереди поэтов, наклонявшихся к ней. Иногда они целовали ей груди, напоминающие два автобуса, откуда выходят люди, но садятся гораздо больше.
– Ведь час пик, – рассмеялась она и запустила пальцы в волосы Сергея, похожие на рожь, которую убирает комбайн – гребенка.
Так прошла пара часов, после которых они вырубились в комнате, кто где, и проснулись там же, но слетав на другую планету при этом, но все вместе, а потому никто не заметил того, продолжив спать и заниматься сексом одновременно.
11
Когда к твоему виску приставляют пистолет, а ты думаешь, что это палец, то в случае выстрела ты становишься рукой фрезеровщика без одного пальца – пули и продолжаешь работу, чтобы однажды обрести утерянное в виде станка, который и стал твоим пальцем по имени Бог. А Тэффи проснулась утром, пока спали мужчины, написала рассказ за час, отредактировала его и отправила месседж подруге о том, что хочет прочесть его. Та сотрудничала с баром «Серебряные», предложила на завтра читку, в два часа дня, «почему бы и нет?» – «да – да» – «пойду приготовлю завтрак» – «а я к мужчинам своим» – «еще бы, мои проснулись» – «мои, я думаю, тоже». Тэффи вышла из чата, выкурила треть сигареты, как фалангу пальца, две трети забычковала, сварила кофе и отнесла его в комнату, где троица и спала и нет. В междуцарствии Блок, Маяковский и Есенин парили над полом, но не достигали потолка, они дремали вовсю, они были здесь и там, и в Самаре и в Москве, и в Кувейте и в России, и на Марсе и на Земле – такое бывает, просто надо вовремя это понять и сделать шаг не сюда, а туда, чего пока что никто не сделал, кроме пбв. А это практически боги, ежели не они. В итоге Владимир пил кофе с солеными грибами, Есенин целовал мочку Тэффи, Блок смотрел телевизор, где рассказывали про него и читали его стихи. Тэффи тоже потягивала кофе и при этом свободной рукой искала и будоражила на Маяковском то, откуда появился весь мир.
– О