Температура была сносной, и я невольно подумал, какая нестерпимая жара стояла здесь, когда огненные потоки лавы, извергаемой Снефельс, неслись по этой столь мирной ныне галерее. Я представил себе, как они разбивались о колонны, как горячие пары скоплялись в этих узких проходах.
«Только бы не пришла древнему вулкану фантазия вспомнить былое!» – подумал я.
Впрочем, я не делился с дядюшкой Лиденброком своими мыслями, да он и не понял бы их. Его единственным стремлением было: идти вперед и вперед! Он шел, скользил, даже падал, преисполненный уверенности, которая невольно вызывала удивление.
К шести часам вечера, не слишком утомившись, мы прошли два лье в южном направлении и меньше четверти мили в глубину.
Дядюшка дал знак остановиться и отдохнуть. Мы поели, не обмолвившись ни единым словом, и заснули без долгих размышлений.
Наши приготовления на ночь были весьма несложны; дорожное одеяло, в которое каждый из нас закутывался, составляло всю нашу постель. Нам нечего было бояться ни холода, ни нежданных посетителей. В пустынях Африки или в лесах Нового Света путешественникам приходится вечно быть настороже. Тут – совершенное одиночество и полнейшая безопасность. Нечего было опасаться ни дикарей, ни хищных зверей, ни злоумышленников!
Утром мы проснулись бодрые, отдохнувшие! И снова двинулись в путь. Мы шли, как и накануне, по тому же грунту затвердевшей лавы. Строение почвы под лавовым покровом невозможно было определить. Туннель не углублялся больше в недра Земли, но постепенно принимал горизонтальное направление. Мне показалось даже, что наш путь ведет к поверхности Земли. К десяти часам утра, в этом нельзя было сомневаться, стало труднее идти, и я начал отставать от спутников.
– В чем дело, Аксель? – спросил нетерпеливо профессор.
– Я не могу идти быстрее, – ответил я.
– Что? Всего каких-нибудь три часа ходьбы по столь легкой дороге!
– Легкой, пожалуй, но все же утомительной.
– Но ведь мы же спускаемся!
– Поднимаемся! Не в обиду вам будь сказано!
– Поднимаемся? – переспросил дядя, пожимая плечами.
– Конечно! Вот уже полчаса как наклон грунта изменился, и, если так будет продолжаться, мы непременно вернемся на землю Исландии.
Профессор покачал головой, давая понять, что он не хочет ничего слышать. Я пытался привести новые доводы. Дядюшка упорно молчал и дал сигнал собираться в дороту. Я понял, что его молчание вызвано дурным расположением духа.
Все же я мужественно взвалил на спину свою тяжелую ношу и быстрым шагом последовал за Гансом, который шел впереди дядюшки. Я боялся отстать. Моей главной заботой было не терять из виду спутников. Я содрогался от ужаса при мысли заблудиться в этом лабиринте.
Впрочем, если восходящий путь и был утомительнее, все же я утешался мыслью, что он