– Шутник, – покачал головой здоровяк, взбегая по раскуроченным ступеням.
Гудди заскрипел где-то на девяносто седьмом пролёте. Вся смазка кончилась, и он тихо плёлся позади здоровяка, часто останавливавшегося передохнуть и смотревшего наверх через капли пота, заливавшие его глаза. На этом уровне начинались крепления проспектов, огромные железобетонные муравейники, покоившиеся на крышах старых кварталов – там, под ними, жили сливки нижнего яруса. Это были владельцы малых предприятий или конторские служащие, почти пробившиеся к солнцу. Может быть, даже державшие заведение-другое на среднем ярусе, но не имевшие возможности и связей, чтобы позволить себе жильё в преддверии городского рая. Оживлённый наблюдал за окнами, мелькавшими между металлических перекладин. Их убранство изобиловало артефактами той верхней жизни. Картины на стенах, наряды в шкафах, бумаги на столах – всё жило ожиданием света, что должен был согреть и поддержать в них огонёк надежды, связывающий их жизнь под мостом с тем светлым миром без забот.
Добравшись наконец до вершины шахты, они обнаружили крепкий засов и замок на решётчатой двери, за которой начинался узкий переулок, выходивший на Проспект Согласия. Снорри дёрнул дверь, но даже его крепким рукам она поддалась с трудом.
– Вот и добрались, – булькнул осьминог, – я, если честно, потерял надежду.
– Цыц! – ответил здоровяк.
Он снял со спины рюкзак, достал из него белый шар и положил его между решеток.
– Побереги светляка, сюда же сбежится вся полиция, – воспротивился Рауд, – мы больше не на каналах, где никто ни за чем не следит.
– Спокойно, – ухмыльнулся Снорри, – ты мне не доверяешь?
– Нет, – уверенно замотал головой осьминог.
– Тогда слезай и ползи сам.
– Нет.
– То-то же, – решительно произнёс здоровяк, отходя на несколько шагов и доставая пистолет.
Спрятавшись вместе с Гудди за угол лестничного пролета, Снорри выглянул и выстрелил в шар.
Раздался сильнейший грохот, и всё пространство заполнил едкий белый дым. Оседая, он становился фиолетовым. Сваю, скрывавшую их, погнуло, дверь разворотило, а лестницу перед ней разорвало. Когда дым понемногу рассеялся, и Снорри пришёл в себя от контузии, Рауд саркастически произнёс, глядя на пропасть перед ними:
– Ну и как мы будем выбираться из этого?
Снорри поднялся, схватил осьминога с плеча, размахнулся и закинул его на противоположную сторону. Затем он так же легко перекинул Гудди, словно тот был пушинкой. А сам перебрался по выступам в стене, которая отвалилась и упала в шахту сразу после того, как здоровяк выпрямился на другой стороне.
– То, что тебе везёт, совсем не значит, что этим надо злоупотреблять. Тем более, мне не так везёт, и, беря меня в расчёт, ты понижаешь свои шансы, – рассержено булькнул Рауд, заползая обратно на плечо к человеку.
С другого конца переулка к ним уже спешило двое полицейских. Один из них сипло свистел в свисток.