– Воооо – стонал он, – как смагануло! Слава Господу, в ребра! Я думал в живот… Ыыыыыхх…
– Есть! – сказал Трофимыч выкатывая из под кожи черный окровавленный свинцовый сгусток, – Лейте водку.
Алмазов поднял на Осипа, мгновенно осунувшееся, белое как мел, лицо в черных провалах подглазьев. – Во, как обошлось… Слава Богу. Я думал – все.
– Чего видал помнишь? – спросил хорунжий Цакунков. – Ты первым был…
– За кустами – траншея, а за траншеей – увал и дале, редут. Все, как есть, с амбразурами – чин-чинарем. – торопливо стал говорить Тимофей, пока молчаливый санитар обвивал его бинтами: – Я еще подумал – вот как сейчас он дасть из орудий…
– Охота им на тебя снаряды тратить! – усмехнулся Трофимыч, – Они пехоту подождут.
– Без пехоты никак – согласился Алмазов. – Тута конницей не пройти. Пущай пехтура штыками ковыряется…
– А ты чего успел разглядеть?
– Справа, навроде, орудие – сказал Осип – Вооон там. За бруствером стоит. А здесь прикрытие проложено, за кустами. По стрельбе судя, роты две…
– Я в лазарет не пойду. Ваше благородие, не везите меня в лазарет…Я в полку отлежуся… Тамо у них в лазаретах болезни… Я лучше в полку.
– Ладно, ладно, – говорил хорунжий. – Видно будет…
– Вот, Осип, вишь, мне какое счастье, – говорил Алмазов. – Видать сильно мать молится. Прямо вот ведь на редут летел, а пуля всколизь по ребрам пошла, и там еще две по ноге, но те, вовсе, не в счет… Вот ведь счастье.
– Сажайте его ровнее… Это он сейчас в кураже, а ослабнет – повалится.
Казаки подняли, укутанного бинтами, Тимофея на коня. Пообняли его, схвативши с двух сторон, он болтался, приваливаясь то к одному, то к другому, как тряпичный.
– Посуньте ему под спину пику, не то ружье, чтобы опора была…
– Не учи отца е…ца. – сказал суровый бородач, обнимавший Тимофея. – Мы че по жопу деревянные? Знамо: он сомлеет да оползет … Мы его сейчас скошевкой прихватим…поперек седел, под спину ружье и к плечам ружье.
– У тебя, сказывают, сын родился? – спросил Осип Алмазова, чтобы отвлечь его от боли.
– Ну! Четвертый месяц! Домой ворочусь уж бегать, небось,