– Именно! Пресечь, так сказать, распутство смутьяна! Ты что же, не заметил, что смута на меня нашла и порыв? Сконфузился весь, мол, делайте со мной, что хотите… Так не пойдет, дружище… Не-а. Это ты, получается, подставил бы меня. – Валя замолчал. Сейчас был важный момент не перекипятить воду в чайнике. Гриша же подумал, что это ему дают возможность выговориться.
– Вот те на! Опять все машинисты виноваты! – в сердцах выпалил тот, – это же мы гоним сквозняк из тоннеля. Хорошо. Твоя правда. Но не соглашусь, пока ты мне не растолкуешь по сути.
– А суть в том, – Валя повернулся с двумя чашками ромашкового чая и подошел к столу, – что ты, податливостью своею, меня чуть было под грех не подвел. А если бы инстинкты твои в другую сторону работали – не на спасительный лад, а на оборонительно-боевой хотя бы, то обошлось бы все. Глядишь, оплеуха с горяча – меня и привела бы в ощущения. Я бы тебе даже руку пожал за это.
Гриша закатил глаза к верху, видимо, переваривая услышанное и, так ничего и не ответив, потянулся за чаем.
– Главное, – произнес довольно Гриша, – это чай.
Валька обреченно вздохнул, закрывая своим плечом кружки чая от тянущихся к ним загребущих рук машиниста. Но движение это вышло неловким (развернуться было негде), и Валя бросил эту затею. Хотя, чаю планировалось выпить минимум пару чашек.
– Главное – чай, – едва-слышно недовольно пробубнил Валентин, провожая взглядом улетающий, в известном направлении, бокал.
Громко отхлебнув и, после чего, смачно причмокнув, машинист заявил:
– Мне тут сон приснился.
И все же странная эта штуковина, – размышлял Валентин, буравя задумчивым прищуром ярко-желтый металлический набалдашник. – Словно бы роковая вещица выходит. Ну, точно! Прям кино сюжетное! Роковая и есть… Этот, хирургия-ампутация который – помер в лестничном валу. Я – чуть было машиниста этого треклятого не порешил… Хотя, давно уже надобно было бы…
Валька, прищурившись, уставился на машиниста, чьи по щенячьи довольные глаза созерцали все вокруг, иной раз остановившись на собеседнике и, как бы, продолжая неслышимый никем монолог.
«Вот идиот. Опять думает, что мне что-то рассказывает. Забывает человек рот раскрывать, ну что ж теперь, – подумал Валя, а вслух произнес:
– … – Валя выразительно уставился на того и принялся активно жестикулировать, встал со стула даже, для убедительности. Он делал все, будто бы рассказывает что-то вопиющее, не влезающее ни в какие рамки. Все, кроме раскрывания рта. Глаза он тоже выпучил и пилил ими собеседника. Тот, в свою очередь, притих, ну, можно было бы подумать, что он замолчал, если бы говорил до этого. Уставился на Валю с полнейшим недоумение в глазах. – Критин! – этим и закончил Валя свой молчаливый, вроде как, диспут и, для убедительности решивши, постучать указательным пальцем по голове машиниста. Этот крайний жест должен был развеять все сомнения и поставить жирнющую точку абсолютно во всем. Но, как говориться – начинается все именно с точек.
– Валь,