– Приснись мне, красавица.
Она имела наглость обещать ему это. После чего они расходились: он – довольный собой, она – довольная тем, что расходились. Дома она предпочитала отдыхать от надоедавшего за день флирта.
Но она никому из них не снилась. И никто из «гномов» не снился ей. Тем самым опровергалась широко растиражированная, но не оправдывающая себя известная мысль о том, что, если человек снится нам, то он о нас думает. И это было бы ужасно, если бы нам снились все, кто о нас думает. Если бы все, ненавидящие нас или наоборот, любящие какой-то своей странной и порой извращённой якобы любовью, снились нам по ночам, то страшно было бы и спать ложиться. Фильмы ужасов было бы смотреть безопасней для психики, чем подобные сновидения.
Одно время к Инессе назойливо приставал недоросток с не вызывающим доверие и не располагающим к себе именем – Адик, унифицированным, как ни странно, от – Адам. Несмотря на громкое имя, этот Адам был ничем не примечателен, кроме вызывающей манеры громогласно смеяться над несмешными собственными плоскими шутками, разбрасывая вокруг себя слюну и бактерии. «Вероятно, именно такой смех принято считать заразительным» – глядя в разверзшуюся пасть и морщась отмечала про себя привыкшая во всем искать негатив Инесса. Но неутомимый инициативный Адам, видя вялую реакцию Ины на его остроты, заикаясь и картавя объяснял ей «в чём тут соль», чем ещё более вгонял её в ступор. Она изначально была уверенна, что его страшноватое имя Адик было образованно от ужасающего для неё и большинства жителей страны – Адольф, несмотря на отсутствие непременных при таком повороте недоделанных усиков и пришибленный чёлки. И эта уверенность ещё более усугубляла ситуацию с её к нему отношением и даже, более того, влияла на него коренным образом.
Не спасало ситуацию и его абсолютное несоответствие «оригиналу» ярко выраженным слабоволием, которое катастрофически раздражало нервически настроенную по отношению к жизни Инессу. Оно проявлялось во всех его невыразительных действиях, невнятной речи, противоречащей нормальному здоровому мужчине стеснительности, от которой он даже иногда краснел, чем доводил её до белого каления. Глядя на него, она, не без свойственной ей язвительности, представляла, что он стеснительно простоял всю жизнь перед «нужными кабинетами» так и не решившись в них войти, чтобы хоть как-то состояться или хотя бы не опуститься до его нынешнего далеко не высокого уровня.
И всё-таки всё это наводило Ину на определённого рода размышления. К примеру – ей было не понятно – о чём думали его родители, называя его таким колоритным именем? Их выбор был глубоко подозрителен и неизвестно в таком случае, на основе какой идеологии они его воспитывали, учитывая такие их предпочтения. И вся его безобидность могла оказаться напускной и легко испариться при первой же провокации, раскрыв его истинное нутро. В общем,