Первое своё убийство я совершил, когда мне было шестнадцать лет. Самое гадкое в том, что Квентин не желал стереть мне память. Он хотел, чтобы я помнил о каждом крике своей жертвы. О том, как наносил удары, позволяя крови стекать по телу и впитываться в землю. Я ненавидел его за каждую минуту, которую провёл в маленькой квартирке, пока не удостоверился, что моя цель мертва.
Иногда я помнил задания, которые выполнял и жалел о том, что не могу забыть. Не всегда то были убийства, чаще пытки, чтобы добыть нужную информацию. И я был чертовски хорош в добывании фактов, которые потом приносил Квентину, после чего он велел забыть о задании, стирая мои воспоминания одним лишь словом.
Переломный момент всей этой адской жизни наступил, когда на очередном совете основателей, Тристан добавил ноктюрну в еду, что подавали на ужине. После того вечера всё полетело в самое пекло. Тристан дождался нужного момента, и когда пришло время, задал единственный вопрос своему отцу, которому пришлось ответить правдой, так как он испытал на себе тот яд, что вводил в мои вены. Основатели, не подозревающие о том, что творилось у них под носом, заключили Квентина под стражу, и каждый понимал исход той битвы. Но никто не думал, что Квентину удастся сбежать.
В ту ночь, когда должно было восторжествовать правосудие, я пил горький яд поражения. Каждый чёртов день тоска глодала меня изнутри, как червь. Я пытался следовать плану Тристана, но Квентин пропал, будто его никогда и не существовало. Даже влияния основателей, желающих отомстить за предательство, было недостаточным, чтобы найти Квентина Вирмора. Не было никаких улик, оснований или сдвигов.
Последний шаг, который позволил себе сделать Квентин, обернулся катастрофой для каждого, кого я любил. В моей голове выстроился коридор с ровными прямыми стенами и чёткими углами, был только я и моя цель, больше ничего, никаких промежуточных мыслей.
Я стал зверем, что выслеживает свою добычу. Играл без правил, когда оставил ей записку и ждал, притаившись за толстым стволом дерева. Я вдыхал аромат ночи, густой запах сырой земли. Капли дождя с деревьев падали на кожу, впитывались в ткань, заставляя тело шипеть, будто я в лихорадке. Кровавая луна взошла и заняла центральное место на небосводе. На небе не было ни одного облака, только бордовый смог. Лучи от лунного света, преломляясь, падали на землю, разукрашивая всё вокруг багрянцем. Ярым, злым, недобрым.
Для Медеи в том не было ничего необычного. Она не чувствовала злой аромат, что струился, вился вокруг её тела, завлекая в воронку моих замыслов. Я помнил приказ, словно он до сих пор стоял позади и нашёптывал на ухо:
– Лиши её жизни. Тебе не в первый раз марать руки в крови, но эта жертва будет для тебя наиболее трудной. Посмотрим, сломаешься ли ты, Иерихон.
А потом вспышкой яркой сгорающей звёзды, промелькнул всё тот же голос, что вызывал внутри