Катриона искала лопатку, когда дверь от резкого порыва ветра захлопнулась, отрезав дорогу к свободе. Спустя пару мгновений сарай легко, словно вуаль, начало охватывать пламя. Происхождение его было неизвестно.
Увидев это, старший сын начал звать слуг, отца, но никто то ли не слышал, то ли не желал приходить на помощь. Увидев маленькое окошко, он попытался пролезть через него, но застрял. Огонь распространялся слишком быстро, будто ветер стал его другом и они создали всепоглощающий дуэт смерти. Катриона, увидев сына, приказала уходить и привести взрослых, но мальчик не мог оставить маму одну.
Наглотавшись дыма, он потерял сознание, а когда очнулся, спустя три дня, всё уже было кончено. Правая сторона тела была обмотана бинтами, огонь оставил клеймо на его коже, словно обещая вернуться и закончить то, что начал.
Анри не знал, что вторая картина, нарисованная им на заказ с фотографии, являлась своеобразной проверкой, ведь тот, кого он нарисовал, тоже умер. Откройся правда раньше, возможно, он не стал изображать свою жену, потому даже не подумал о том, что всё взаимосвязано. Каждый его рисунок убивал человека, запечатлённого на холсте.
Последняя смерть поставила конец на искусстве Анри. После смерти Катрионы, он впал в отчаяние, пытаясь спасти то, что осталось от его семьи, и пошёл на опрометчивый шаг, утаив тайну и заставив всех вокруг молчать о том, что сделал.
Люк, его хороший друг, чтобы показать Анри, что тот не виновен, заставил нарисовать свой портрет и умер через три месяца после того, как Анри отдал холст другу.
Анри оставил своего сына на попечение дворецкого и нянек, принявшись рисовать портрет. Он думал, это станет его последним творением. Хотел избавиться от проклятого дара, который забрал у него любимых.
Годы шли, его сын рос в тени бесконечной череды нянек и слуг, пока отец, закрывшись ото всех в своей мастерской, творил чудовищную картину. Он превратил искусство в нечто злое и осязаемое. Придал ему видимую форму, которой поклонялся. Чертежи его души, нарисованные на сотнях листах, были разбросаны по всей комнате. Анри не замечал ничего, ни с кем не разговаривал, будто хранил обет молчания, только бормотал себе под нос, сплетая слова в замысловатые пророчества.
В Ветхом Завете записано предупреждение о том, что нельзя человеку творить кумира и «никакого изображения того, что на небе – вверху, и что на земле – внизу, и что в воде – ниже земли». Ведь в этом есть нечто пугающее, в самой идее изображения чьего-то двойника, что должен быть уникальным и существовать в единственном экземпляре. Даже у самого светлого искусства всегда есть тёмная сторона. Потому что красота и совершенство не могут существовать одновременно и в жизни, и в искусстве.
Пролог
Квентин Вирмор – мой господин. Он же мой палач.
Ничего не знать о своём прошлом,