Я давно перестал понимать идиотов, в середине декабря упрямо наряжающих тоннами мишуры и сгнившими от старости полинявшими игрушками живые елки, расклеивающих по всему дому розовых ангелов, дедов морозов, захламляя жилища гирляндами, воняющих дешевым пластиком. Радоваться, что к брюху добавилась очередная килограммовая складка сала и что приблизился еще на триста шестьдесят пять дней к смерти, – удел неповзрослевших кретинов. Но, как и многие, я делал вид, что с радостным нетерпением предвкушаю оглушительные фейерверки, долгожданное обжорство, стаи злых с похмелья праздных шатунов.
В один из предновогодних дней Кирена получила открытку с приглашением на ужин с руководством завода. В конце каждого года предприятие организовывало неформальное мероприятие, вечер, где лучшие сотрудники могли в свободном формате пообщаться с главными управленцами, задать волнующие вопросы, получить расплывчатые ответы, а на следующий день, но с головной болью и, одновременно, с чрезвычайным воодушевлением от вчерашних впечатлений, привычно занять позицию у станка.
Не могу точно сказать, насколько я был уважаем подчиненными, но все они знали мое неприятие раболепия, присущее тем, кто старается выслужиться за счет далеко не профессиональных качеств. Коленопреклонение всегда вызывает омерзение, даже у тех, перед кем ползают. Первые это тщательно скрывают, вторые их за это ненавидят. Сам я не пресмыкался перед руководством в молодости, а теперь – и подавно. От человека заискивающего, то есть ненадежного, стоит ждать беды, тылы оголены и неприкрыты. Именно поэтому я окружал себя думающими людьми, самоотверженными, опытными производственниками, многие из которых присутствовали сегодня на первом этаже заводского управления, превратившегося в ресторанный дворик по европейскому образцу.
Ужин подходил к концу, когда спиртные напитки, коих было в избытке, сделали свое дело, и беседа приобрела теплый и где-то дружеский характер. Я, подогретый не одной порцией коньяка, был на высоте: безудержно шутил, метко стрелял комплиментами в присутствующих дам и незаметно следил за сидящей напротив меня Киреной. Каждый раз, при взгляде на нее, сердце мое отчаянно колотилось, что я, порой, не слышал себя и, несколько раз что-то сказал невпопад, судя по недоуменным выражениям не слишком еще пьяных сотрудников. Остальным же,