Скоро Москва. Анна Шипилова

нее: «на районе», идти недалеко, кусок хлеба всегда заработать можно. Колледж стоит на задворках бывшего автомобильного завода, куда в выходные ее отец отправляется с болгаркой за металлоломом. Марина ходит по коридорам и рассматривает витрины – медали и награды, фотографии лучших выпусков, благодарности и грамоты от правительства и президента, подписанные синей ручкой. Рассматривает автограф и думает: «Неужели настоящая, неужели Его рукой?» Заведующая складом выдает брюки одного размера и рубашку другого, и пока она ворчит о недокомплекте, Марина примеряет свою первую форму. Вытягивает длинные руки – ткань на плечах трещит; ей вообще сложно найти одежду, мама всегда перешивает купленное. «И так уже пересортица», – бормочет завскладом, и Марине кажется, что это слово про нее – что-то между переростком и сортом груш или яблок.

      – Белый налив, – шепотом говорит она, переодевшись и расписываясь в ведомости, – мои любимые – белый налив.

      Ее родственников «пробивают» на наличие судимостей и связей за границей. Мама рассказывает по секрету, что прабабушка Марины в Великую Отечественную была на оккупированных территориях Украины.

      – Я хочу, чтобы ты знала, только никому не проболтайся. – Они сидят на кухне за столом, покрытым клеенкой с аляповатыми голубыми васильками. – Бабка тогда взяла детей, собрала чемодан, закрыла дом, заколотила ставни, когда немцы были на подступах к городу, но не успела уехать. При Сталине могли и в лагерь отправить, ну а сейчас, – мама вздыхает, – сама понимаешь, какое время. Если что, мы из Пензы. А отца твоего никогда не принимали, чтоб ему, судимостей никаких нет, – усмехается мама ртом с почерневшими железными коронками.

      Прабабушка иногда закатывает банки на кухне. Марина ее видит, начиная с Яблочного Спаса. Она наклеивает пластыри на крышки и подписывает шариковой ручкой год, иногда это шестидесятые, иногда сороковые. «Доню, – просит, принимая Марину за свою дочь, – сходи за сахаром».

      Марина взрослеет под присмотром алебастрового Железного Феликса, его шестиметровая статуя стоит на первом этаже: гордый поворот головы, одна рука в кармане шинели, другая сжимает шапку. На парах – такое взрослое слово – к ним, четырнадцати- и пятнадцатилетним, вчерашним детям, спешившим домой на мультфильмы, обращаются на «вы». Преподаватели, бывшие и настоящие сотрудники милиции, объясняют им, что в школе учителя были обязаны дотянуть их до аттестата, а здесь удержаться им позволит только соблюдение дисциплины и личная ответственность. Их группы называются по-военному – взводами. Пока ее бывшие одноклассники прогуливают школу, у нее строевая и огневая подготовка, дежурства по столовой и чистка плаца от листьев и снега. Они по секундомеру разбирают и собирают автоматы – кто последний, тот дежурит сегодня. Найдя выпавшую из чьего-то кармана шпаргалку, начальник взвода останавливает экзамен и диктует выдержку из УПК, чтобы затем вычислить нарушителя по почерку; зашедшей проверочной комиссии он с улыбкой поясняет: